Подхватившись, Норвуд панически заметалась по покоящейся на отмели части корабля, заглянула на кончик кормы, осмотрела едва выступающий из-под воды нос… А затем словно бы прикипела к правому фальшборту, зорко всматриваясь в прибрежное пространство. Когда на едва освещенной восходящим солнцем излучине появилась фигура Марра, девушка вздрогнула, словно увидела перед собой то самое, ожившее привидение Острова Привидений, и хотела было закричать, позвать Грея, всех остальных. Но решила, что все это опять будет воспринято как проявление ее трусости. И вообще вся ее тревога выглядела бы глупо: все равно добираться до берега не на чем.
Следующим ее порывом стало желание выстрелить в бывшего штурмана «Нормандца», в мужчину, который долго и нагло шантажировал ее на корабле, а затем, уже на острове, изнасиловал, что называется, при первом же удобном случае. Но, вместо того, чтобы произвести свой роковой выстрел, Норвуд продолжала прижимать ружье к груди и неотрывно смотреть на гипнотизирующего ее Марра.
Юнга знала, что привело Джесса в столь ранний час к излучине: там лежал его пистолет. Анна заметила, как штурман бросил его, стараясь скрыть это не только от Рольфа и стоявшего на палубе Лорда-Висельника, но и от нее. Она помнила о пистолете, и, как только стало известно о том, что Марр ожил, обязана была предупредить об этом оружии капитана. Тот мог приказать матросам немедленно сколотить плот и послать кого-то за ним. Скорее всего этим «кем-то» оказалась бы она сама. В любом случае, сгораемый от ненависти и жажды мести «норманнский изверг» бродил бы теперь безоружным.
Если история с пистолетом всплывет, то есть если она сейчас же признается в том, что знала о припрятанном пистолете, ее сочтут за предательницу. И, в лучшем случае, изгонят из корабля. О худшем ей даже страшно было подумать.
«Какое же проклятье и чье свело меня с этим человеком на одном корабле, одном острове, в одном мире?» – с горечью размышляла Норвуд, наблюдая за тем, как Марр медленно, по-волчьи оглядываясь, уходит в сторону леса.
Вот он устало поднимается по склону возвышенности, и Анна еле сдерживается, чтобы не выстрелить ему вслед – очень уж удачно открывался ей сейчас этот пират. Вот бредет по седловине и наконец скрывается на опушке леса.
Но как только это произошло, Анна вдруг представила себе, как трудно и больно передвигаться теперь этому раненному человеку. И как страшно ему, раненному, обессиленному, было этой ночью одному, на безлюдном острове, в лесу. А ведь еще не известно, как долго придется ему скитаться по горам и лесам Острова Привидений, прежде чем какой-то случайно прибившийся сюда корабль решится взять его на борт, да и то до ближайшего порта его, возможно, доставят закованным в кандалы, как морского разбойника.
«Если бы ты не ударила его ножом, может быть, все и обошлось бы. Мужчины каким-то образом нашли бы общий язык, и теперь Марр спал бы в матросской каюте или готовился заступить после тебя на вахту. Негодяй он, ясное дело, отпетый, – вспомнилось Анне, как долго и упорно добивался ее на корабле этот крепкий медведеподобный мужчина, какие интриги плел к каким ухищрениям прибегал, чтобы тайно от капитана Рейтеля превратить в свою любовницу. – Но ведь и все остальные на этом корабле тоже оказались здесь не после монастырских келий, и к святым великомученикам их не причислишь. И потом, не появись на “Нормандце” ты, Джесс оставался бы обычным пиратом, первым штурманом, пусть не самым любимым на корабле, но все же…»
Это ты, без особого раскаяния, – говорила себе Норвуд – нарушила устав, уговорив капитана Рейтеля взять тебя с собой; ты, в конечном итоге, привела к гибели и капитана, и теперь вот ведешь к погибели Марра. Не зря все старинные поверья моряков предупреждают, что женщина на корабле – что Сатана в церкви. То ли еще было бы, если бы Джесс выдал тебя команде.
Да, история пиратства уже знала случаи, когда женщины тоже становились пиратками. Причем становились ими, прокрадываясь в команду в мужском одеянии, чтобы сражаться рядом с возлюбленными. Но для этого следовало как-то улучить момент и «преподнести» пиратку команде, а Рейтель на это все не решался и не решался, хотя Норвуд всячески подталкивала его к этому, заявляя, что сама, без его согласия, готова предстать перед моряками с покаянной головой.
Еще несколько минут Анна пристально всматривалась в голубоватую дымку, медленно таявшую над побережьем, надеясь, что где-то там, на склоне гряды, уходящей к мысу Аборигенов, как она назвала его для себя, вновь появится могучая гороподобная фигура Джесса Марра. Поймав себя на том, что она действительно хочет опять увидеть его, Норвуд мысленно перекрестилась: «Упаси меня Господь! Только этого мне сейчас не хватало!»
Задумавшись, Норвуд совершенно забыла о поставленном прикладом на палубу ружье, но в ту минуту, когда оно должно было соскользнуть по фальшборту и упасть – хорошо бы не в океан! – чья-то рука ловко подхватила его.
– Скоро ты не только ружье упустишь, но и сам за борт выпадешь, – услышала она за спиной голос Грея. – Придется тебя почаще ставить на вахту, чтобы научился нести ее.
Услышав, что штурман обращается к ней как к мужчине, Норвуд облегченно вздохнула. Значит, тоже не выдаст.
– Всего лишь задумался.
– Или засмотрелся? Там кто-то появлялся? Покажи, где именно.
– Никого там не было.
– Вообще никого? Ни привидения, ни даже Джесса Марра?
– Откуда ему здесь взяться, Джессу Марру? – недовольно проворчала Анна.
– Не знаю, откуда именно, однако появиться рано или поздно он должен. Теперь Джесс будет кружить вокруг корабля, как выслеживающая добычу акула. Он что действительно не появлялся?
– Если бы кто-либо появился, я тотчас же доложила бы капитану.
– «Доложил», – вполголоса, внушительно исправил ее ошибку Констанций Грей. – Ты по-прежнему Стив Норвуд. Я тоже буду обращаться к тебе, как к мужчине. Или, может, ты намерена – прости, намерен; вот видишь… – открыться. Только правду, правду… Чтобы не получилось так, что ты откроешься капитану, потом Гунну, а я «узнаю» об этом – официально, разумеется – последним.
– Это капитан станет последним, кому я решусь открыться на этом корабле.
– Разумно.
– Тебя ведь все время волнует, как бы Ирвин Рольф не догадался, что я – женщина. Точнее, как бы мы с ним не сдружились. Потому что тогда он так или иначе узнает, кто я. Был бы ты женщиной, я решил бы, что ревнуешь.
– Был бы я женщиной – если бы я только мог стать на этом корабле женщиной, – капитану Рольфу уже было бы не до тебя. А если бы ты раскрылась, тебе пришлось бы уходить на остров вслед за Марром.
– Жестокая ревность.
– Ревность всегда жестокая, иначе что это за ревность?
– А что касается Марра… – Анна долго молчала, колеблясь: говорить то, что хочется сказать, или лучше отмолчаться? – Не хотелось бы, чтобы ты бесконечно упоминал его имя.
Грей сдержанно и недоверчиво рассмеялся.
