– Какая жалость! – откровенно поиздевалась над ним Норвуд и, демонстративно забросив ноги на стол, вновь сделала несколько глотков. Вино было терпковато-сладким, и с каждым новым глотком – все более приятным. Тот, кто подбирал марку вина для экипажа «Нормандца», знал толк в этом деле. Хотя для морских бродяг, больше привыкших к крепкому «самовоспламеняющемуся» рому, могли бы и не стараться. – Но когда он все же соберется, то, кто знает, возможно, эти парни решат, что без приблудившегося невесть откуда лейтенанта королевского флота им, пиратам, обойтись будет проще, нежели без невесть какими богами ниспосланной им красотки, – уже более примирительно пригрозила Анна.
– Но ведь в пиратских братствах прошлого столетия традиция эта, действительно, была живучей, – смиренно напомнил Ирвин, решив, что самое время оправдываться.
– Из всех ваших достоинств, сэр, больше всего мне нравится ваша рассудительность.
– Не дерзите, юнга.
– Что вы! Со всем возможным в нашей ситуации почтением. И потом, я подумала: а почему бы нам не нарушить это условие: «всем или никому»? «Никому» – это я на судне уже прошла. Теперь настал черед объявить, что «всем». Тем более что по численности своей ваша команда для такой женщины, как я, будет не слишком обременительной, – интонационно выделила она «такой женщины, как я».
– Какая вы женщина – это мне пока неизвестно, – вновь ожесточился Рольф. – Поэтому судить о том, насколько легко вы справитесь с моей командой, не берусь.
– С того дня, когда вы убедитесь, что я справлюсь, это уже будет не ваша команда, а моя. Взгляните на меня повнимательнее, барон: тот редкий случай, когда на лице моем вы можете увидеть улыбку.
Рольф долил себе – только себе – вина, но, прежде чем поднести кубок к губам, и в самом деле подался через стол, чтобы присмотреться к смутновато освещенному светом лампы, грубоватому, обветренному лицу Норвуд. И только теперь Анна поняла, что в развязности своей она явно переигрывает. А не следовало бы. Как-никак Рольф все еще капитан этой корабельной руины и он все еще отстаивает свое звание перед претендентами, хотя бы перед тем же Джессом Марром… И этот «укус змеи» в виде заявления относительно того, что его команда может стать «ее командой», барону явно не понравился. Любой другой капитан на его месте мог бы отреагировать и порезче. Но остановиться она уже, как видно, не могла:
– Так что будем делать, сэр: вешать меня на рее, объявлять достоянием всей команды или?..
– Вам не кажется, что разговор наш пошел по какому-то очень странному руслу? – вновь подтвердил свое благоразумие Рольф.
– Именно это и кажется, – поспешно признала Норвуд, понимая, что более удобного для примирения случая может и не представиться.
Они помолчали, вновь выпили. Норвуд почувствовала, что напряженность в их отношениях развеивается, хотя теперь им обоим было одинаково трудно возобновить прерванный разговор.
– Не молчите, господин барон, – не удержалась в конце концов Анна. – Время – наше с вами время – уходит. И, на всякий случай, напоминаю: зовите меня не Стивом, а Анной.
– А ведь все-таки удивительно… Когда Грей открыл мне вашу тайну… Кстати, вы на него не в обиде?
– Могли бы уже и догадаться, капитан, что я сама попросила его об этой услуге.
– Вот как?! – удивленно повел подбородком капитан.
– Чтобы стать наградой за месяцы вашего монашества.
– …Так вот, когда штурман Грей… Я сначала не поверил. Не так-то просто мне, отшельнику Острова Привидений, который рад был появлению пиратов-мужчин, только потому, что они – люди… Просто невероятно, что здесь, на этом клочке суши, в компании пиратов…
– Сначала не поверили, согласна. На вашем месте я и сама завизжала бы от радости и завыла от сомнений… Но теперь-то верите?
– Теперь… По-моему…
– То есть верите, но не совсем. – Опасаясь, как бы разговор за столом вновь не затянулся, Анна поднялась, чтобы взять дверь на засов. И пока она медленно, грациозно поигрывая бедрами, приближалась к ней, Рольф пережил мучительную минуту опасения, что Норвуд просто решила оставить его. – Так, может, пора развеять эти ваши сомнения самым решительным образом? Понимаю, вам трудно преломить себя. Стив, юнга… и вдруг девица. Явись я к вам в бальном платье придворной дамы – тогда другое дело. Тогда вы набросились бы на меня, как ястреб – на перепелку. Так что еще по глотку вина, и развеем страх и сомнения. Это – как порция рома перед абордажным боем.
– Лихое сравнение.
– Дело не в сравнении, а в самой сути. Так что, капитан, – бесстрашно поинтересовалась Анна еще через несколько мгновений, – на абордаж?
Остатки вина они и в самом деле допивали так, словно в полумиле от них убирало паруса судно противника и через несколько минут должна была начаться перестрелка, после которой неминуемо последует команда: «На абордаж!»
– Вы решительно нравитесь мне…
– Анна, – упредила его Норвуд, побаиваясь, как бы Рольф вновь не назвал ее Стивом.
– …Анна.
– Наконец-то вы решились. На всякий случай, повторите.
– Анна.
– Нет, «Анна» уже было. Повторите то, с чего и должно было начаться наше ночное рандеву. И им же завершиться.
– Вы нравитесь мне, Анна.
– Уже хотя бы потому, – продолжила его мысль Анна, – что на десятки миль океана и островов – вы единственная доступная мне женщина… Разве не так, барон? Ладно-ладно, не буду. Налейте еще немного вина, только очень немного… – Подставив кубок, Норвуд перехватила затем горлышко бутылки, остановив Рольфа на разумном количестве. – Дело сделано: вы решились, убедили себя, что Норвуд – это вовсе не припортовый бродяга, а наоборот, самая прекрасная женщина на этом океане.
– Что совершенно очевидно, – Ирвин уже достаточно выпил для того, чтобы уверенность Анны в ее исключительной красоте показалась ему совершенно искренней. И теперь он с чистой душой мог утверждать то же самое.
– Тогда чего мы медлим, господин барон? Опасаетесь, как бы, ощутив ваши ласки, я не схватилась за пистолет? Так знайте же, когда стоит выбор, что ласкать: достоинства своего мужчины или пистолет, я обычно избираю достоинства, – хмельно улыбнулась Анна. – Я не кажусь вам слишком вульгарной и недопустимо откровенной, барон?
– Н-нет, – не совсем убедительно заверил ее Ирвин.
– Не стану уверять вас, будто прослыла изысканнейшей из фавориток его величества и над воспитанием моим трудились лучшие педагоги-аристократы Старого Света.
– Теперь это даже выглядело бы излишеством, – храбро предположил Рольф.
– Ничто в постели не кажется таким излишеством, как аристократизм и похвальная воспитанность. Это уж можете положиться на мой пиратско-великосветский опыт.
– И великосветский – тоже?
– Еще немного, и вас потянет на ностальгические воспоминания и всхлипы, – решительно пресекла Норвуд любопытство такого рода.
