«Впрочем, Рольф тоже хорош: нашел на что польститься!» – бросила она на капитана один из тех испепеляющих женских взглядов, от которого всякий мужчина неминуемо вздрогнул бы. Барон тоже наверняка не устоял бы. Но для того, чтобы взгляд ее хоть как-то подействовал на Рольфа, нужно было сначала открыться ему, как это сделала Анна Норвуд.
– В плане штурмана Грея, конечно же, заложена хитрость, – наконец-то, после многозначительного молчания, согласился Рольф. – Увидев, что мы уходим в западном направлении, они ринутся туда же, начнут исследовать бухту и все пространство, вплоть до многомильного мыса, уходящего от западной оконечности.
– У которой, возможно, уже находится «Черный принц», – заметил Гунн. Так что поторапливаться нам нужно, поторапливаться, два якоря им под виселицу.
– Нет, корабль их еще, очевидно, у соседнего острова, – возразил капитан. – Что-то там у Коссара не сладилось, и корабль не готов к отплытию. Поэтому он послал на разведку баркас.
– Наслушавшись рассказов уцелевших индейцев, он, конечно же, стал осторожничать, – поддержал его Вент.
Когда, завершив совет, все они вышли на палубу, то увидели, что море окончательно успокоилось, и лишь легкий бриз все еще гнал едва заметную волну, уходившую с запада на северо-восток. Ветерок, поднимавший эту волну, и должен был сослужить им добрую службу на всем пути до мыса Крушений.
Чтобы полюбоваться бухтой и ее островными окрестностями, хватило нескольких секунд. Подгоняемые капитаном, матросы тотчас же принялись на работу. Прежде всего, с помощью лебедки, они опустили на большой плот одно из орудий. Вент и Внебрачный Лорд довольно быстро смастерили для него специальный портик, а для маскировки, вместе с надстройкой, накрыли парусиной. Туда же закатили бочку с порохом и пять ядер.
Затем Вент предложил малый плот не отцеплять, а загружать бочками, оружием и всем прочим оба плота, пообещав быстро сколотить из нескольких бревен совсем маленький плотик, на котором спокойно можно будет добираться до берега, как на пароме. Это сразу же прибавило всем работы. Но ворчать на бомбардира никто не решался, ведь теперь на плот можно было погрузить значительно больше всяких припасов. Особенно все обрадовались этому, когда Гунну удалось прорубить палубу и добраться до полузатопленного отсека трюма, в котором хранились два сундука с золотыми слитками, монетами и старинными изделиями из серебра, ценность которых определялась уже не столько стоимостью материала, сколько мастерством ювелиров.
– Послушайте, а ведь после этой находки мы спокойно можем отдавать обломки «Нормандца» Коссару, – возрадовался Внебрачный Лорд, наверняка почувствовавший себя в эти минуты неслыханно богатым. – Единственное, о чем я могу сожалеть, что не буду видеть рожи этого крысолова, когда он обнаружит, что ничего, кроме тушек дохлых крыс, в трюмах нашей посудины он уже не обнаружит.
– Да, джентльмены, с этой минуты мы с вами становимся людьми состоятельными. И можете не сомневаться, что содержимое этих сундуков будет поделено совершенно справедливо, – заверил Рольф членов своей команды, более чем сдержанно осмотрев невесть откуда свалившиеся на них сокровища. – Но пока что требую забыть о золоте и заниматься погрузкой. Если мы не успеем вовремя укрыть плот за мысом Крушений, все это состояние окажется у моряков «Черного принца» Нам же достанутся только саваны. Да и то… вряд ли. Обойдутся без них.
Услышав это, Констанция встревоженно взглянула на Рольфа. Ей показалось, что капитан предчувствует что-то недоброе. А Грей не хотелось, чтобы он впадал в уныние, особенно сейчас, да к тому же первым из экипажа. Она была уверена, что пока что все идет прекрасно. И что пребывание их на «Нормандце», да и вообще на Острове Привидений, завершится – пока что неизвестно как, но обязательно благополучно. Во всяком случае, Грей очень хотелось этого.
6
После короткого, но нескудного обеда – с мясом, вином и политыми медом сухарями – команда «Нормандца» вновь принялась за работу. Напряжение нарастало с каждой минутой. Чем дальше солнце уходило от зенита, тем все чаще моряки посматривали в сторону мыса Спасенных, откуда должен был появиться «Черный принц». Теперь они почти физически ощущали приближение опасности и старались сделать все так, чтобы оказаться готовыми к ней.
– Все, все! – первым не выдержал Гунн. – Хватит. Плот пора уводить. Я не желаю, чтобы этому презренному испанцу досталось хоть что-нибудь из такого трофея.
– У вас какая-то особая нелюбовь к испанцам, боцман, – заметила Констанция. – С чего бы это? Уж не была ли испанкой ваша бывшая жена?
– Жены у меня вообще никогда не было, – блаженно ухмыльнулся Гунн, давая понять, что безбрачие – одно из немногих достоинств, которые ему удалось сохранить целиком и полностью. – Но ты, Грей, прав: испанцев терпеть не могу. И не потому, что они испанцы. Если уж, в конце концов, Господь, среди всех прочих человеков сподобился создать и такое несовершенство, как чванливых испанцев, значит, для чего-то ему это понадобилось. Но мы здесь, в океане и в колониях, мы, английские подданные, ненавидим их так же, как ненавидят их французы, голландцы или венецианцы. Не будем выяснять, почему. По разным причинам. Так повелось. Что же касается лично меня, то испанцев я ненавижу за то, что они жестоко истребили почти все индианское население своих колоний, а к той части его, которая еще только подлежит истреблению, относятся с такой же немыслимой жестокостью. А разве по-иному они вели себя в Нидерландах?
– О, да в отношении испанцев у вас существует целая философия, – поощрила его монолог Грей, помогая Гунну устанавливать на плот последнюю бочку с сухарями. Поскольку места было мало, ее решили закрепить прямо на крыше надстройки.
– Это не только моя философия.
– Но и Господа?
– Не богохульствуйте. Приходилось ли вам когда-нибудь слышать об епископе Лас Кассасе?
– Кое-что. Как-никак, два года я провел в Падуанском университете.
– Ты-ы?! – изумленно взревел Гунн. – В университете?! Падуанском?
– Меня ведь не поражает, что даже ты, и то умудрился запомнить имя епископа, написавшего несколько трактатов в защиту американских индейцев.
– Ты знаешь о том, что Лас Кассас написал такие трактаты?! Вот уж не ожидал, что на «Нормандце» появится столь просвещенный штурман, – откровенно и безо всякой иронии удивился боцман. – Так вот, в свое время, когда я учился в одном из университетов Франции… я упускаю детали…
– Ты, – прервала его Констанция, – ты учился в университете?
– Учился, – как-то слишком уж робко подтвердил Гунн.
– Вы, очевидно, шутите, мистер Гольд? – вдруг, сама того не замечая, она вновь перешла на «вы».
– Если я уточню, что учился в двух университетах – парижском и генуэзском, – вы, конечно же, согласитесь, что я совершенно не настроен иронизировать по поводу своего образования. Окончил я, правда, только парижский. В генуэзском же проучился всего полтора года, затем нанялся на судно, уходящее в Александрию. Проплавав год, вновь вернулся к наукам, но уже в Париже. При этом многие принимали меня за итальянца, что значительно облегчало мою жизнь во Франции.
