Но их капитан почему-то свято полагался на свою удачу, двадцать орудий и просоленных отпетых бродяг, которых он навербовал по различным портам Нидерландов. Вот только на сей раз пиратское судно настигло их всего в каких-нибудь сорока милях от острова.
Воспользовавшись полосой тумана, которую «Святой Антоний» преодолевал около двух часов, пираты сумели незамеченными приблизиться почти на пушечный выстрел. Впрочем, бомбардирам работать пришлось недолго. Распотрошив голландцу паруса, пираты пошли на сближение и бросились на абордаж. С какой яростью сражалась она тогда! Сама была поражена. Когда, нанявшись в Нидерландах матросом, она взошла на судно со своим, изготовленным ружейных дел мастером-мавром, обоюдоострым копьем, один конец которого напоминал короткий меч, – это восприняли как чудачество. Но в их пехотном полку копье все еще считалось грозным оружием, особенно в бою против конницы. И умение фехтовать им почиталось как прозрение Господне.
Сержант, который скорее по дружбе, нежели по службе, вызвался обучать ее этому ремеслу, был настоящим виртуозом «копьевспарывания» – как он это называл. Однако Констанция была довольно крепкой руками, а главное, старалась всех превзойти, чтобы никто не смог заподозрить ее в слабости или неумении. И вскоре сержант-швед вынужден был признать, что, хотя по силе «вспарывания» рядовой Грей все еще уступает ему, зато в виртуозности владения копьем уже почти превзошел.
Этот странный вид копьефехтования и в самом деле увлек Констанцию. Вот и тогда, во время схватки с пиратами, она разила врагов, нанося удары то по ногам, то по голове; успевала выхватывать один из четырех навешанных на поясе пистолетов, задерживая удар абордажной сабли копьем, зажатым между рукой и бедром; поддевала копье-мечом противника за пах, вспарывая по самым святым и неприкосновенным местам.
Вместе с еще тремя матросами Грей сумела пробиться к окруженному капитану и даже чуть было не ворвалась на корабль пиратов. Вот только бродяги-голландцы еще не совсем протрезвели после нескольких дней пьянок в порту, да к тому же от природы ленивы и безвольны.
Уже поняв, что сражение проиграно, Констанция забаррикадировалась в каюте и решила держаться до конца, до последней возможности.
– Эй ты, паршивый голландец! – заорал кто-то из пиратов, врубываясь саблей в мощную дверь. – Долго ты собираешься отсиживаться там? Или, может, поджечь, чтобы вышел отдышаться?!
– Я такой же голландец, как и ты, – по-английски ответила Констанция. – Только я родом из-под Ливерпуля, а ты, очевидно, из Бристоля.
– Выходит, что ты – англичанин?
– Кто же еще?! Ты-то сам откуда?
– Из Честера.
– Это же рядом с Ливерпулем.
– Если не врешь, мы почти земляки, – вынужден был признать лихой пират.
– Здесь, в Вест-Индии, все мы, англичане, не почти, а самые настоящие земляки.
– Как же ты оказался на голландском судне?
– Нанялся. Решил добраться до Вест-Индии, чтобы как-нибудь прижиться здесь. Я ведь был военным моряком. Затем служил кадетом в пехотном полку, расквартированном во Фламандии.
– Тогда выходи, какого дьявола?! Меня зовут Ховерг. Я поговорю с капитаном. Кстати, в свое время он тоже служил во Фландрии. Только в кавалерии. Потом, как и ты, решил испытать судьбу на военном корабле.
Тогда ей действительно здорово повезло. Когда она, сдавшись Ховергу и двум его товарищам, пытавшимся вышибить дверь в каюту, вышла на палубу, там, куда уже выводили последних пленников, начинался скорый и жестокий суд. Одних сразу же рубили, других сталкивали за борт. Капитана и боцмана решено было повесить.
– Капитан, – подвел ее Ховерг к предводителю пиратов. – Этот парень наш, англичанин.
– Мой отец Артур Паккард командовал бригом «Норд», который погиб в сражении с испанцами неподалеку от Нормандских островов.
– Так ты – сын Паккарда?! – всверлился в Констанцию своими багрово-белесыми глазами главарь пиратов.
– Совершенно верно, сэр. Могу назвать поименно почти всю его команду.
– Я знал этого морского дьявола. Правда, мы были врагами, поскольку он командовал военным кораблем и должен был топить корабли пиратские. Но он был храбрым моряком.
– Этот бродяга тоже храбр, – вставил и свое слово Ховерг. – Я видел, как он жонглировал копьем. Нам такой подойдет. Тем более что так или иначе, а команду надо пополнять.
– Так что, идешь с нами? – спросил капитан, согласившись с тем, что, коль уж на голландском судне попался опытный английский моряк, то лучше пополнить им свой экипаж. – Сразу предупреждаю: если не согласен, придется высадить тебя на одном из безлюдных островов.
– Иду с вами, – не долго раздумывала Констанция. – Видно, так уж мне было суждено, – вспомнила она слова торговца: «Только тот англичанин не был пиратом, который ни разу в жизни не выходил в море».
…Предавшись этим воспоминаниям, Грей вернулась в каюту «Адмирала Дрейка», прилегла, чтобы дождаться того часа, когда проснется Рольф, и тотчас же вновь уснула.
26
Проснувшись от стука в дверь, Констанция подхватилась и ошарашенно осмотрелась, пытаясь определить, где она, какое сейчас время суток и что, собственно, происходит.
– Солнце уже давно поднялось, штурман! – донесся до нее бодрый, хотя и слегка сипловатый голос барона фон Рольфа.
– Поднялось? Да? Ну и что? – рассеянно пробормотала она, посматривая в едва подернутый сиреневой дымкой квадратный иллюминатор.
– Вы слышите меня, штурман? – не удосужился внять ее лепету капитан. – Нам пора выходить в море!
– А нельзя ли перенести сей благородный вояж на более позднее время? – сладко позевывая, взмолилась Констанция, ступая на пол босыми ногами и направляясь к двери. – Боюсь, что усну прямо на палубе.
– Хватит ворчать, мистер Грей! Мы должны успеть к «Нормандцу» раньше, чем до него доберется «испанец».
– «Испанец» тоже мог бы подождать, – скорее по привычке, нежели от утренней свежести, поежилась Констанция. – Как, впрочем, и вы.
– Но я не испанец, а ваш капитан! – вежливо возмутился барон, но затем вдруг рассмеялся и, постучав, для верности, кулаком в дверь, предупредил, что уход его – не основание для того, чтобы вновь предаться постельной лени.
– Советую сразу же выйти, иначе пальну из орудия.
– Какой же вы убийственно надоедливый, капитан. Это просто невыносимо, – изливала душу Констанция, отодвигая запор, сонно щурясь и поеживаясь.
Зная, что кроме нее на корабле только капитан Рольф, она позволила себе основательно расслабиться и размечтаться, а потому легла спать в батистовой офицерской рубашке из трофейных запасов «Адмирала Дрейка». Теперь она предстала перед бароном босая, с оголенными выше колен ногами, в просвечивающейся рубашке, под которой просматривалось налитое женское тело.
То, что раньше Рольфу только мерещилось, теперь стало явью: перед ним была… женщина! Проснулся он давно и основательно и был непростительно трезв для того, чтобы рассмотреть, как под плотно облегавшей тело рубашкой рельефно и призывно вырисовывается девичья грудь. И уловить, как все тело Грей источало мятный запах пряностей, которыми она с вечера облагородила свой дух.
