– Вы?.. – едва смог вымолвить барон фон Рольф. – Вы, Констанций Грей, – женщина?!
– Что? – сонно улыбнулась Констанция, потом вдруг настороженно взглянула на пораженного увиденным Ирвина, затем мельком прошлась взглядом по своей груди, ногам и, вскрикнув от ужаса, отступила в глубь полусумеречной каюты.
– Но вы, Констанций, вы – действительно женщина!!
– Ну, если женщина, то, очевидно, уже не «Констанций», а «Констанция», – все же умудрилась съязвить Грей, прекрасно понимая, что это ее уже не спасает. Чувствовала она себя прескверно. Констанция понимала, что рано или поздно должна попасться. Но не так же глупо! И потом, ей очень хотелось самой открыться Рольфу: неожиданно как-то, романтично и чтобы только ему одному.
– Грей! Мисс Грей! – попытался было успокоить ее Рольф. Но Констанция захлопнула перед ним дверь и прокричала: – Вы ничего этого не видели, капитан Рольф! Если вы – благородный человек, капитан, аристократ, вы ничего этого не видели и ни о чем не догадываетесь!
– Это понятно, мисс Грей. Я абсолютно ни о чем не догадываюсь. Но… почему вы до сих пор скрывали это от меня? – вопрошал он, улыбаясь и покачивая головой. Теперь Рольф стоял, упираясь обеими руками в дверь, которую с другой стороны всем своим телом подпирала Констанция Грей, однако нажать, навалиться на нее не решался.
– Потому, что вы прекрасно знаете почему! – уже откровенно давала волю своему женскому естеству Констанция. – И совершенно непонятно, к чему эти ваши вопросы.
– Но вы… вы, штурман Грей, – женщина! – потеряв всякую логику их разговора, вновь воскликнул Рольф.
– Не пойму только, почему вы произносите это с таким ужасом, словно речь идет о морском чудовище, – огрызнулась Констанция. Какое все же счастье, что тайну ее раскрыл – пусть даже таким вот, дурацким, образом, – капитан Рольф, в которого она успела влюбиться. И что на корабле они только вдвоем, а значит, никто, ни одна живая душа не стала свидетелем ее разоблачения. – Когда вам открылась тайна Анны Норвуд, вы… – она хотела сказать: «Недолго поражались своим открытием, а сразу же затащили ее в постель», однако сообразила, что таким образом не столько подковырнет его, сколько спровоцирует к насилию. – …Не очень-то удивлялись, – с трудом нашлась Грей. – Восприняли как само собой разумеющееся и не преминули…
– Но ведь это же вы помогли раскрыть ее тайну!
– Я?
– Конечно, вы!
– Пусть я, ну и что? Просто из жалости к вам. Исключительно из жалости, а не из желания навредить Анне. И потом, я ведь – только вам… И всего лишь намекнула.
– Успокойтесь, я ни в чем не собираюсь обвинять вас, Грей, – фамилия позволяла Ирвину Рольфу обращаться к ней и как к мужчине, и как к женщине, что значительно облегчало ему общение.
– Вы, барон? Ни в чем? Меня? – горделиво вспыхнула Констанция. – Это я вас ни в чем не обвиняю. Хотя могла бы.
Барон задумчиво помолчал, чувствуя, что разгадать еще одну загадку Констанции Грей, заключенную теперь уже в этом ее очередном намеке, он не в состоянии.
– Кажется, мы начинаем ссориться, Грей, что в нашем положении совершенно неуместно.
«Это в каком еще “нашем положении”?» – удивилась Констанция.
– Вы действительно помогли раскрыть тайну, но только Анны Норвуд, а не свою – вот что меня по-настоящему интригует и даже обижает.
– Хотите заверить, что в таком случае ту ночь провели бы со мной, а не с Норвуд?
– С вами, естественно, – выпалил Рольф, ни минуты не колеблясь.
– И я обязана этому верить?
– Неужели вы предполагаете, что если бы у меня был выбор между вами и мисс Норвуд?..
– А какая вам, собственно, разница? Вам нужна была женщина – только-то и всего. Любая, лишь бы…
– Тогда – да. Не сказал бы, что совершенно уж «любая», но поскольку выбора у меня не было… Позвольте, вы что, пытаетесь ревновать?
– На это не рассчитывайте.
– А я-то все не мог понять: почему вдруг женщину, оказавшуюся в вашей каюте, вы так охотно уступили мне.
Грей оскорбленно рассмеялась.
– Объяснитесь, – вежливо потребовал Рольф.
– Это я не ее уступила, капитан Рольф, а вас. Вас, а не ее уступила я тогда. Вот в чем суть.
Теперь уже настала пора Ирвина рассмеяться. Но это был смех с привкусом горечи. Ему вдруг показалось, что понимание, которое только что с таким трудом удалось наладить в отношениях с Констанцией, опять развеялось, как утренний морской призрак.
– Понимаю, что для мужчины это звучит не совсем лестно. Но ведь вам действительно все равно, кого укладывать в свою постель. Лишь бы женщину.
– У вас нет оснований упрекать меня. Кстати, как вас зовут на самом деле?
– Так и зовут: Констанция.
– Так вот, вы не вправе упрекать меня, Констанция. Столько месяцев провести на острове…
– Обычная отговорка мужчин.
– Можно подумать, что вам так часто приходилось встречаться с мужчинами, проведшими по полгода на безлюдных островах.
– Все наоборот. Это мужчины, почти все без исключения, ведут себя с женщинами так, словно они не по полгода, а по полжизни провели в полном отшельничестве.
– Тогда мне не повезло. Мне, тому единственному, который и в самом деле…
– Ну что вы, барон. Я помню, что передо мной – закоренелый отшельник Острова Привидений.
– И потом, в любом случае мне далеко не все равно, какая именно женщина рядом со мной в постели. Иное дело, что я не знал, даже не догадывался…
– А следовало, – деликатно съязвила Грей. – А пока что дайте слово аристократа, что не выдадите моей тайны. Мало того, если кто-либо из вашей команды попытается проникнуть в нее, вы всеми возможными средствами воспрепятствуете этому. Всеми возможными… Что вы молчите, барон фон Рольф?
– Слово аристократа. Слово чести, – Констанция уловила, что голос его прерывается волнением, и понимала, что дается Рольфу это «слово чести» с огромным трудом. В то же время просто сейчас, вот так вот, взять и отдаться – она не могла. То есть Грей не сомневалась – причем не сомневалась уже давно, – что рано или поздно это должно произойти. Но не теперь. Не здесь. Она пока не знала, как и где, но не здесь и не сейчас.
– Не вижу энтузиазма, капитан, – только теперь Констанция отшатнулась от двери и внимательно прислушалась. Нет, похоже, что капитан и не собирается врываться к ней.
– Не издевайтесь надо мной, Грей, – сурово предупредил Рольф. – Это нечестно.
– Понимаю.
– Ни черта вы не понимаете. Две женщины на одном корабле! Обе переодетые и не узнанные. Мистика какая-то! Такого попросту не может быть.
– Полагаю, что со своими сомнениями вы как-нибудь справитесь без меня.