И тогда:
– им становится страшно засыпать, потому что смерть так похожа на сон,
– они не хотят вырастать, потому что умирают в основном старые люди,
– они начинают беспокоиться, когда уходят близкие люди, потому что боятся их потерять,
– они начинают «перестраховываться», потому что боятся быть незащищенными.
Поскольку взрослые по большому счету о смерти знают примерно столько же, сколько дети, то они, как правило, всячески избегают детских вопросов на эту неприятную и болезненную тему. А детям важно знать. Ну, чтобы хоть как-то ориентироваться. И если взрослые с ними про это не разговаривают, им остается только одно – фантазировать. Фантазии часто могут оказаться страшнее реальности.
Чтобы как-то справляться с этой темой, дети придумали рассказывать друг другу страшилки и коллективно пугаться. Детский фольклор «В одном черном-черном городе стоял черный-черный дом…» и многие другие, которые непременно рассказывались во всех пионерских лагерях загробным голосом после отбоя, имели колоссальный успех и немалый психотерапевтический эффект. А игра «Панночка померла…» – это же практически психодрама похорон! Дети – совершенные существа, и если даже их лишить нашей поддержки, они смогут найти выход, как помогать себе сами. Потому что в их психике природой заложено колоссальное стремление выжить и вырасти. При этом взрослым желательно не очень упорствовать в подавлении этого стремления, в чем они, к сожалению, преуспели.
И все же, безусловно, было бы здоровее разговаривать с детьми о смерти, когда они про нее спрашивают. Рассказывать стоит только то, что посчитаете нужным сказать, что принято в традициях вашей семьи, только то, во что вы верите сами. Если вы убеждены, что бабушка теперь на небесах и наблюдает за вами из-за облаков, тогда честно поделитесь своей уверенностью. Если вы подозреваете, что соседский дедушка теперь точно в раю, то так и сознайтесь. Если вам кажется, что теперь уже никто и никогда не сможет увидеть погибшего котеночка живым, не сможет гладить его и играть с ним, лучше признайтесь в этой горькой правде, как она есть. И если после этого ваш ребенок расстроится или заплачет – это будет естественной, здоровой реакцией на потерю. Чего точно не стоит делать в данном вопросе – это лгать ребенку. Потому что он всегда почувствует неправду, и если в результате не скажут хотя бы принятую в этой семье правду про смерть (а всю правду про нее не дано знать никому), он непременно начнет фантазировать, скорее всего почувствует себя очень одиноким и, возможно, станет вам чуточку меньше доверять.
Мы с детьми, конечно, разговариваем о смерти, хотя не всем им так уж приятна эта тема. Но мне кажется, она важна, что часто подтверждают ребята уже после того, как разговор состоялся. Тем более что мой опыт таких бесед доказывает: люди боятся в смерти точно того же, чего опасаются в собственной жизни. Так что диалог про смерть – это еще одна возможность соприкоснуться с собственным страхом и немного больше узнать о жизни.
Мы заговорили с ним о смерти «случайно». В Москве тогда взрывались террористами дома, и ужас навис над городом, и не было, наверное, человека, кто бы так или иначе не думал о смерти в те дни. Ему было уже девять, и на мой вопрос, а думая ли он о ней, он ответил утвердительно. Сначала мы рисовали смерть, я – свою, он – свою: страшную, черную, противную. Потом я спросила его:
– Что произойдет с тобой, когда ты будешь умирать?
– Мне будет больно и страшно. – Он почти не дышит, вглядываясь в свой черный рисунок.
– От чего тебе будет страшно?
– От того, что я не знаю, что со мной будет потом.
– А что с тобой будет?
– Хуже всего, если ничего не будет. Если б я мог еще попасть в ад, еще куда ни шло.
– Подожди, а рая там нет?
– Нет, рай – это сказки.
– Как это?
– Вот так. Тот, кто всю жизнь жил правильно, все делал хорошо, тот попадает в ад, где надо все время много работать. А вот тот, кто жил неправильно, совершал плохие поступки какие-нибудь, тот не попадает никуда, для него все прекращается.
– Тебе рассказал кто-нибудь про это?
– Нет. Я сам так думаю.
– Умирать тогда, наверное, совсем страшно. Или ад – или ничего. Ничего себе перспектива! – неподдельно изумилась я.
Это была, безусловно, в большей степени картина его жизни, чем смерти: он был почти отличником, стремящимся к безупречному поведению и знаниям с настойчивой подачи его строгой мамы. Все свое свободное время он посвящал урокам, и все равно никак не удавалось получать одни пятерки. Ко мне он попал с сильной тревогой и неумением за себя постоять.
– А я не знаю, что будет со мной после смерти, – честно призналась я. – Может, я буду просто духом, живущим в других мирах, а может, ничего и не будет: я просто умру, и все на этом закончится.
– И вам не страшно?
– Страшно, конечно. Поверь мне, многим людям действительно очень страшно, почти всем, просто в этом не так легко сознаться.
– Ну ладно тогда, – сказал он с явным облегчением и заерзал на стуле.
– Может, мы зря с тобой затеяли весь этот разговор, как думаешь?
– Нет, не зря. Со мной никто об этом не говорил. Но рисунок я оставлю у вас, он получился неаккуратным, мама будет недовольна.
Дети чувствуют сильное одиночество, если такую сложную тему им не удается разделить с друзьями или взрослыми. Им тогда кажется, что они одни боятся смерти, что с ними будет как-то по-особенному плохо и они с этим не справятся. Поэтому они придумали защитные механизмы, которые, кстати, остаются с нами до старости. По данным Ирвина Ялома, американского психотерапевта, активно исследовавшего эту тему, эти механизмы таковы:
– Вера в конечного спасителя. Берет свое начало от всеобъемлющей родительской заботы и защиты. Вера в то, что мама или папа всегда меня пасет, важно только, чтобы они постоянно были рядом.
– Вера в то, что дети не умирают. Это распространенное утешение, к которому начинают прибегать дети (особенно если эту ложную мысль поддерживают их родители).
– Персонификация смерти – наделение ее чертами, образом, ликом. Дети придумали смерть с косой, смерть-скелетину. Все что угодно, все, что имеет очертания и форму, с чем легче бороться, чем противостоять чему-то неведомому, данному тебе при рождении.
– Высмеивание смерти, вызов ей. Это способ почувствовать себя сильнее и хитрее, чем смерть.
Защитные механизмы, с одной стороны, оберегают нас всех от чрезмерного стресса, с другой стороны, не позволяют взрослым почувствовать конечность собственной жизни, понять, что мы не вечны.
Безусловно, раннее столкновение со смертью может сильно травмировать малыша, но еще никому не удавалось контролировать этот процесс. Люди, животные, насекомые, рыбки все равно умирают, и от этого невозможно оградить ребенка. Но помочь ему пережить эту утрату – вполне посильная задача для любящего родителя.
