Гордон Кэлвин шел на риск, понимая, чем грозит ему ложный шаг.
В пятницу вечером город угомонился – чувствовалось приближение отдыха. Лица разгладились, смех стал громче, все мечтали хотя бы на два дня изгнать мысли о работе, которая поглощала время, как воронка жидкость. Пауза в тараканьих бегах, говорил капитан Макги, самое лихое время для полиции.
Доменико Луженая Глотка пел. Звуки скрипки, трогательные и беспомощные, отражались от каменных стен.
– Как дела? – завидев Сарджента, старик расплылся в улыбке и потряс звенящей банкой.
– Плохо, – честно ответил Брюс. Доменико протянул Сардженту горсть монет.
– Что вы… – тот смутился и покраснел.
– Люблю мужчин, способных краснеть! – хриплый смех сотряс закутанное в ворох красочного тряпья тело Доменико. – Хотите, возьму вас в свой оркестр?
– Я ничего не смыслю в музыке.
– Музыка… – Доменико огладил бороду. – Ее понимают все! Но… такие сухари, как вы, сэр, не понимают, что и они понимают…
Сарджент признался Доменико, что решил рискнуть десяткой и поиграть. Доменико пожал плечами: он еще думал о музыке и, скорее всего, слов Сарджента не разобрал. Брюс зашагал к кабаре «Бо-Сит». Он шел медленно и на повороте увидел машину, плавно свернувшую вслед за ним. Брюс славился фотографической памятью на лица – в машине сидели те двое, что провожали его из бара «Мама» позавчера. Странно, что кто-то интересовался его персоной. Бывало, преступники хотели использовать бывших быков – полицейских – в роли «консультантов», но каждому было ясно, что с Сарджентом такой номер не пройдет.
В кабаре «Бо-Сит» все напоминало Французскую Ривьеру начала века. В кадках укутанные войлоком пальмы, затейливо вырезанные зеркала обрамлены расписанной золотом лепниной, официанты сновали неслышно, и звон бокалов напрочь исключал подозрения о дешевом стекле.
Играли наверху, на втором этаже, куда вела широкая деревянная лестница, тускло освещенная бронзовыми канделябрами с восковыми свечами.
Сарджент видел, как по этой лестнице поднимаются игроки-профессионалы, люди, для которых игра – сильнодействующий наркотик, люди, не знающие, куда девать деньги да и время, и другие, которые, как Сарджент, притворяются, что зашли от нечего делать, а на самом деле таят сокровенные надежды; жучки, которые снуют меж столов и припасают впрок случайно оброненные слова и признания, вырвавшиеся под влиянием сильных страстей, – такие всегда осведомлены обо всем и подторговывают чужими секретами…
В шарик рулетки, обегавший оцифрованный круг, впивались десятки глаз. Над красными и черными квадратами слоился дым; мерный гул голосов лишь изредка нарушался восклицанием или истеричным смешком.
Наконец Сарджент решился, поставил трояк на красное и проиграл. По его меркам, Брюс просадил чуть ли не состояние. Он поставил еще раз и снова проиграл. Денег осталось на одну ставку. Сарджент встал за спиной человека без шеи, которого деньги будто возлюбили и шли к нему раз за разом; человек без шеи делал ставки безразлично, не глядя ни на цвет, ни на номера, – ему везло. Сарджент решился поставить на цвет, проследив, как толстяк потянулся к номеру тридцать.
Первый выигрыш ободрил Сарджента, он снова поставил на цвет вслед за толстяком и снова выиграл. Расхрабрившись, Брюс пропустил два-три круга и весь выигрыш бухнул, вместе с толстяком, на зеро.
Шарик начал издыхать до зеро, проигрыш был очевиден. Брюс тут же утерял интерес к игре и почувствовал удушье. Вдруг шарик подпрыгнул и, неожиданно ускорив бег, дотянул как раз до нуля, на который поставили толстяк и Сарджент.
Толстяк, сгребая кучу фишек под навес живота, глянул на Сарджента – видно, давно заметил, что Брюс пристроился в кильватере, – и подмигнул как сообщнику. Толстяк, похоже, веселился от души, несмотря на непроницаемую маску: он пришел сюда не выигрывать и не щекотать нервы, а платил за удовольствие наблюдать за другими. Только сейчас Брюс обратил внимание на то, как полуприкрытые глазки человека без шеи ощупывают окружающих и успевают за секунду-другую впиться в троих, а то и в четверых.
Неожиданно помощница крупье, густо намазанная девица с дряблой кожей шеи и прикрытым волосами родимым пятном, выползающим из-за уха с серьгой, сделала Сардженту знак. Брюс в бытность свою в полиции знал, что она на крючке и ее осведомленностью пользуется кое-кто из его бывших коллег. Сарджент забрал свой выигрыш и лениво пошел вдоль стола.
Девица с родимым пятном вывела его в скрытый от посторонних глаз холл второго этажа.
Она хихикнула – узнала Сарджента:
– Вы из полиции.
– Вы ошиблись. – Сарджент повернулся, чтобы уйти.
– Неужели? – Девица, широко улыбаясь, потянула его за рукав. – Брюс Сарджент…
Отпираться было глупо: сейчас он вспомнил, что девица была осведомителем самого Макги.
Девица сказала, что толстяк без шеи много выиграл и его хотят выпотрошить.
– Я не работаю в полиции. – Брюс решил сразу все расставить по местам. Рука девицы, сжимавшая его рукав, разжалась. Она пробормотала о молодчиках с холодными глазами и добавила, что те не одни: их дружки ужинают внизу, а еще две машины бандитов дежурят недалеко от входа в «Бо-Сит».
– Извините, – холодно прервал Сарджент, – это не мое дело, – и двинулся к лестнице.
На последней ступени Сарджент замер, переводя дыхание, и вдруг почувствовал, что кто-то дотронулся до его локтя. Сарджент повернулся: перед ним стоял толстяк без шеи и улыбался:
– Зря вы ушли. Мне сразу перестало везти. Вдвоем мы бы вылизали их кошельки досуха. Потеха…
Сарджент увидел, как наверху к лестнице приблизились молодчики с холодными глазами, они явно искали толстяка и, увидев его, слишком поспешно натянули маски незаинтересованности. Сарджент тихо предупредил, что толстяку лучше уйти отсюда и поскорее. Тот изумился, потрепал Сарджента по плечу и заявил, что у него кулаки молотят не хуже отбойного молотка и вообще он ничего не боится и даже жалеет дурней, которые рискнут с ним связаться. Сарджент не сомневался – это не бравада, но и смельчаков находят на помойках сплошь и рядом, еще чаще, чем трусов.
Сарджент видел, как молодчики развинченной походкой спускаются вниз, делая вид, что пьяны. Из ресторанного зала к ним продвигались другие бандиты, и не осталось ничего иного, как потянуть толстяка за столик. Тут же перед ними вырос официант. Толстяк шепнул ему что-то на ухо, и тот мгновенно бросился к кухне.
Сарджент выложил толстяку, что за ним охотятся, и показал загонщиков. Толстяк оказался тертым парнем и, не поднимая головы, продолжая раскатисто смеяться, успел разглядеть и молодчиков с холодными глазами, и их напарников.
– Я позвоню друзьям, – он наклонился к Брюсу, похихикивая.
– Вам не дадут, – мрачно пообещал Сарджент.
Толстяк играл роль храбреца недурно, но страх уже заполз в его голову.
