– Володя, там сейчас гости выйдут, – сказал Стас в висевший у него на плече уоки-токи, – ты проводи их до ворот. Только не разговаривай с ними!
– Понял, Белогор, сделаем, – ответил невидимый «перуновец».
Стас тяжело сел в свое кресло за столом, и только сейчас я увидел, что он буквально без сил, выжат как лимон! Видимо, выражение на моем лице проступило соответствующее, потому что волхв слабо улыбнулся и выдавил почти через силу:
– Вот так-то, мастер!.. Это тебе не гепардом по коридорам скакать… Черт, даже шевелиться не могу!.. Будь другом, Дмитрий, позови Иннокентия Абрамовича…
– Что это было, Стас? – тихо спросил я.
– Психокинез, друг, самый обыкновенный психокинез…
– Ни хрена себе! – только и смог вымолвить я и вышел из кабинета искать профессора.
* * *
Иннокентия Абрамовича я обнаружил в его лаборатории, где он вместе с двумя молодыми парнями возился с какой-то сложной установкой, отдаленно напоминающей аппаратуру для магнито-резонансной диагностики. Сходство, правда, было только в наличии полого цилиндра с выдвижной рамой, на которой крепилось ложе весьма необычной конструкции.
Профессор что-то увлеченно говорил помощникам, тыкая пальцем то в один, то в другой блок. Моего появления никто из них не заметил. Зато заметила шустрая девчушка в аккуратном голубом комбинезончике с бейджиком, на котором было написано крупными буквами «Аня».
– Здравствуйте! – прозвенел возле моего уха колокольчик. Я обернулся. На меня уставилась пара больших светло-синих глаз, обрамленных пушистыми рыжеватыми ресницами, никогда не знавшими косметики. Круглой, почти детской мордашке придавала озорной вид копна каштановых волос с косой челкой на одну бровь.
– Привет, рыжик! – улыбнулся я от души. – Я ищу профессора Зухеля. Его очень хочет видеть волхв Белогор.
– Иннокентий Абрамович сейчас освободится. А что случилось со Стасом?
Я машинально отметил про себя это слово – «Стас». Надо же! У сурового волхва, оказывается, есть поклонницы!
– Он… немного перетрудился и ему требуется квалифицированная помощь профессора.
– А вы в самом деле приехали, чтобы помочь нашему центру?
Опаньки! Про нас с Олегом уже начали складывать легенду. М-да, а вот в герои я как-то особо не собирался…
– Скорее это мы к вам приехали за помощью, Аня. Но, думаю, мы тоже сумеем быть вам полезными.
В этот момент профессор Зухель наконец-то заметил мое присутствие.
– Интересуетесь нашими достижениями, Дмитрий Алексеевич?
– Вообще-то, да, Иннокентий Абрамович. Но сейчас надо помочь Белогору. Он… сильно выдохся после… ответственного…
– Не трудитесь с экивоками, молодой человек, – отмахнулся Зухель. – Здесь принято называть вещи своими именами. Я так понимаю, наш уважаемый волхв опять опробовал свои необычные способности без предварительной подготовки?
Я пожал плечами.
– Он назвал это психокинезом…
– Что ж, можно и так сказать. Но только ведь дар дается человеку не для того, чтобы с ним забавляться или бездумно расходовать! – профессор явно расстроился от моего сообщения. – Идемте, Дмитрий Алексеевич, возможно, мне потребуется ваша помощь.
Мы быстро вернулись в кабинет Стаса и обнаружили его лежащим навзничь посреди помещения. Видимо, он пытался самостоятельно добраться до диванчика в углу, но сил не хватило.
Вдвоем с Зухелем мы дотащили бесчувственного волхва до дивана, я сунул ему под голову какой-то толстый справочник, лежавший рядом на журнальном столике, а профессор достал из кармана своего старомодного лабораторного халата странный приборчик, похожий на цветок какого-то растения, и приложил его венчик сначала ко лбу, а затем поочередно к вискам Стаса. Потом считал показания с крохотного экранчика и вновь закрепил прибор на лбу Белогора.
– Ну, вот. Теперь примерно час-полтора он будет спать, пока не восстановится энергетический потенциал лобной чакры, – резюмировал Зухель. – У нас образовалось время на небольшую экскурсию.
– А… что это за прибор? – поинтересовался я, завороженный его действиями.
– Обычный ментальный сканер – одна из наших ранних разработок. Я имею в виду свою прежнюю лабораторию в Институте нейропсихологии…
– Неужели наша наука продвинулась так далеко?!
– Э-э, молодой человек! Вы даже не представляете, сколько всего необычайного происходит, так сказать, на переднем крае науки! Это ведь только в официальных пресс-релизах и постановлениях пишут трескучие фразы о борьбе с так называемой лженаукой, объявляют «охоту на ведьм», клеймят шарлатанами ученых, идущих не в ногу с устоявшейся парадигмой. На самом деле все обстоит как раз наоборот!
Мы вернулись в лабораторию психогенетики, и профессор предложил мне чашечку зеленого чая с какими-то травами. Обожаю этот напиток!
– Вы хотите сказать: сила дьявола в том, что он сумел убедить всех в том, что он не существует?
– Ну, зачем же сразу – дьявол? Все гораздо проще. Люди, действительно заинтересованные в прогрессе, давно поняли, что самым эффективным методом познания является любопытство, а вовсе не расчеты и прогнозы. Именно так были сделаны почти все великие открытия, и только когда науку превратили из искусства в придаток технического прогресса, процесс познания резко затормозился!
– Но позвольте, Иннокентий Абрамович, – искренне изумился я. – Факты утверждают обратное. Наоборот, темпы научно-технического прогресса непрерывно нарастают в течение всего последнего столетия!
– Это видимость, Дмитрий Алексеевич! Одна видимость. Все эти научно-технические достижения – суть количественная реализация тех открытий, что были сделаны в прошлые века. Я не буду тратить время на приведение примеров – вы их и сами легко найдете. Я хочу сказать о другом. Кто-то уже к середине двадцатого века догадался, к чему приведет бездумное пестование прогресса, и тогда в наиболее развитых странах почти одновременно начали возникать специальные засекреченные властями учреждения, куда стали собирать наиболее свободно и нестандартно мыслящих ученых. Первоначально им ставили примерно одни и те же задачи: выявить самые перспективные направления исследований, сформулировать основные постулаты новой, альтернативной научной парадигмы, способной стать стержнем науки в двадцать первом веке. И вот, независимо друг от друга, группы этих «головастиков» пришли к почти одинаковым выводам!
– Погодите, – снова не выдержал я. – То есть вы хотите сказать, что где-то с семидесятых годов прошлого века в науке произошел кардинальный поворот?
– Так и есть! И одним из самых перспективных направлений стала биология, вернее, нейрофизиология. А к концу века к ней подтянулась и генетика. Открытия посыпались, как из рога изобилия!..
– И где же они? Почему о них ничего не пишут?
