Почтарь хлопнул бичом, гикнул – ги-га-га-га! (за что русские прозвали все это, вместе взятое, «гигивкой»), – и они помчались, подпрыгивая и раскачиваясь, до Браилова.
«С курьерской сумкой на груди, двумя пистолетами за поясом, понесся я, сломя голову, в дальний путь. Бич суруджи хлопал, без умолку гремели его нелепые проклятия, дребезжа и стукая, прыгала гигивка по сухой кочковатой дороге, кости мои трещали, тело коробилось под пыткой быстро повторявшихся толчков, я крепился духом и продолжал скакать как подобало курьеру, везущему депеши с перышком на печати, что значило – лететь им быстрее птицы. Благодетельный электрический телеграф тогда еще не был изобретен; сообщались в крайних случаях с помощью курьеров, и от скорости, с которою они умели пожирать расстояние, зависела нередко удача или неудача иного предприятия, зависела иногда жизнь тысячи людей. Если обыкновенное путешествие в валахской почтовой карудзе принадлежало к числу трудных житейских испытаний, то курьерская скачка в этом снадобье решительно могла быть отнесена к самым душегубным способам сокращения человеческой жизни. Отдых, дозволенный в первом случае, во втором положительно не допускался. В виду станции бич суруджи громко возвещал о приближении курьера, быстро выезжала со двора наготове стоявшая карудза, в одно мгновение перекидывали чемодан, курьер перескакивал; ги! га! и лошади с места неслись вихрем до следующей почты». Это – не Бакланов, это Федор Торнау, юный 18-летний немчик, прекрасный офицер и русский патриот, пока прапорщик, а в будущем генерал-лейтенант, получивший все чины «за отличие», а не за выслугу лет, и российский военный агент в Вене. Он почти ровесник Бакланова (всего год разницы) и в одних с ним чинах. И скакал он курьером не в 1828 году, а в 1829-м. Но вряд ли там за год что-то изменилось…
Торнау спешил в Крайову. Это за Прутом скакать верст триста. Путь Бакланова был гораздо короче. Сразу за Галацем переправился он через Серет и свернул к югу по-над Дунаем, низменность которого известна своим убийственным климатом.
Как и все казаки, примечал он по дороге каждую мелочь, и не из праздного любопытства. В тряске стремительной езды разглядел он в Галаце кривые немощеные улицы, низкие одноэтажные дома, лавки азиатского вида, плетни, сады, остроконечные крыши церквей и стены церковные, ярко расписанные. Разглядел даже картины Страшного суда чуть ли не на каждой церковной стене и понял, что народ здесь вороватый, сплошной греховодник, если уж батюшки его на каждой стене Страшным судом пугают.
Господские дома отличались массивностью, широкими террасами и неуклюжими навесами, которые подпирались колоннами неизвестного ордера. Оно и понятно – бояре местные вели свои роды от древних римлян, завоевавших некогда эту землю, именуемую в те времена Дакией. Бакланов ничего этого не знал, но разницу отметил.
Под Браилов он явился 23 мая. По прибытии сдал почту и 10 дней дожидался приказа возвращаться в полк.
Браилов уже более трех недель (с 30 апреля) был осажден русскими войсками 7-го корпуса. 10 тысяч гарнизона удерживали город, выставив на стены и бастионы 278 орудий. На Дунае стояла турецкая флотилия, прикрывая город с юга и востока.
Командовал осадой великий князь Михаил Павлович, фельдцехмейстер, прибывший к городу 5 мая. Осадными работами руководил известный военный инженер Геруа. 7-го числа вечером в блокадный лагерь прибыл сам Государь и остановился в загородном доме браиловского паши.
На другой день Государь с великим князем, фельдмаршалом Витгенштейном и начальником главного штаба графом Дибичем объехал передовые посты и наружные работы. Рекогносцировка показала, что удобен для атаки левый фланг городских укреплений – между 1-м и 3-м бастионами – из-за близости форштадта и садов. Там, прикрываясь зарослями садов и постройками форштадта, уже начал работы Геруа.
1-ю параллель заложили еще до приезда Государя по всем правилам, косо – один край в 150 и другой в 300 саженях от рва. В ночь на 2 мая начали строить осадную батарею. До 13 мая установили на ней 44 орудия. 13 мая артиллерия этой батареи в присутствии Государя разбила Пандурские ворота. Турки отвечали. Несколько 24-фунтовых ядер ударили из крепости в основание возвышения, на котором стоял император и с которого он не сошел до самого прекращения огня.
Неприятельская флотилия, опасаясь попасть под ядра русской артиллерии, отошла.
В ночь на 14 мая русские отрыли 2-ю параллель. А 16 мая били по Браилову столь сильно, что взорвали в крепости пороховой погреб и вызвали мощнейший пожар.
Государя меж тем отвлекли другие, не менее важные дела. Запорожская Сечь, с давних времен существовавшая на турецком берегу Дуная, опять запросилась в русское подданство. Тысяча запорожцев с кошевым атаманом Иосифом Гладким, всеми старшинами и есаулами перешли Дунай и поклялись верою и правдою служить России. Государь их услуги принял.
Меж тем под Браиловом 20 мая в 5 часов утра турецкий гарнизон пошел на вылазку на своем левом фланге, там, где в форштадте и в садах русские саперы рыли траншеи. Вылазку русские отбили и в ночь на 21 мая начали сапой копать подходы к крепости. В ночь на 23 мая заложили 3-ю параллель. Так что, когда юный Бакланов прибыл под Браилов, осадные работы были в самом разгаре.
По прибытии он сдал почту дежурному офицеру, услышал торопливое и рассеянное «Ждите…» и несколько дней дожидался приказа возвращаться в полк.
Жил он все это время при штабе, палатки которого стояли среди осадного лагеря на возвышенности, приглядывался к штабным. Штабные офицеры – цвет армии. Только здесь да в гвардии, да, пожалуй, кое-где в кавалерии, попадались люди образованные. По вечерам на отдыхе газеты читали. Приглядывался Бакланов издали к названиям – «Пчела», «Сын отечества»; тихие и благонамеренные читали «Московский телеграф», спорщики и непризнанные стратеги – «Инвалид».
Рядом, в лагере пехотного полка, стоявшего в прикрытии корпусной квартиры, образования и учености не наблюдалось. Офицеры там – фронтовые служаки и по большей части добрые ребята, храбрые, но ленивые. Если стрельбы и работ не было, весь день бездумно лежали на кровати или в палатке и в потолок смотрели.
Выходило из штабных палаток начальство, смотрело в зрительные трубы на крепость, на разрушенный форштадт, где среди почернелых садов под турецкими пулями и ядрами суетились саперы. Главные работы там шли по ночам.
Как раз по приезду Бакланова, в ночь на 24-е, русские повели подступы сапой к контрэскарпу рва, против прибрежного бастиона и против 2-го бастиона. 25 мая дошли до контрэскарпа и заложили плацдармы. В ночь на 26 мая стали готовить спуски – начали минную войну. Руководил ею инженер-генерал Ден 2-й. В ночь 26 и 27 мая турки два раза делали вылазки. Русские вылазки отбили и 27 мая начали строить еще батареи.
29 мая русская Дунайская флотилия, наполовину состоявшая из черноморских казаков, потомков запорожских морских разбойников, разбила стоявшую у Браилова турецкую флотилию и взяла 12 судов.
31 мая доложили по начальству, что новые батареи готовы, а 2 июня и минные работы были закончены. Под бастион № 1 заложили 300 пудов пороху, под бастион № 2 – 276. На 3 июня назначили штурм…
