Донесли потом, что побили у чеченцев 150 человек, но подобрали 17 тел, остальных чеченцы с собой унесли, или были они «оставлены на месте поражения по невозможности взять их».
Подобрали на поле боя 40 винтовок, 30 пистолетов, 50 кинжалов и шашек.
Убитых чеченцев забрали в Куринское и передали мичиковцам, чтоб шли тела выкупали. Особо выставили тело убитого предводителя, у которого на черкеске было два серебряных знака. Знающий чиновник перевел: «Пятисотенный начальник нового устава. Нет крепости, нет силы как от Бога» и «В ярости неустрашим». Подзаработали на битых чеченцах.
Своих потеряли убитых кинжалами и шашками казаков 3, огнестрельным оружием ранено казаков 9 и казачьих лошадей 14. Офицеры батальона Дагестанского полка дрались храбро, сам майор Цытович получил ранение. Тяжелую рану получил подпоручик Кавказского линейного № 12 батальона Букинич. У казаков был ранен кинжалом в руку сотник Дубовской. По полковым документам, в бою 10 февраля погибли два казака – Василий Ажинов, Мелеховской станицы, и Михаил Агафонов, Нижне-Кундрюченской. Казак Старочеркасской станицы Семен Светлов умер от ран 11 февраля.
Зарядов израсходовали из единорога гранатами 95, картечью ближнего действия 18, дальнего – 40, из 6-фунтовой пушки ядер – 10, ружейных и пистолетных патронов – 22 790, ракет – 19.
В бою участвовало штаб-офицеров – 5, обер-офицеров – 58, унтер-офицеров и урядников – 191, солдат и казаков – 2562.
Особо представлялись Баклановым два лекаря Дагестанского и Куринского полков – Комарецкий и Лактионов, которые перевязывали раненых на поле боя под огнем.
Воронцов после такой реляции послал в полк № 20 десять Георгиевских крестов.
Глава 16. Чин полковника, новое ранениеи долгожданная смена
16—17 февраля русские нанесли удар по Малой Чечне, пожгли чеченские хутора по реке Сунже.
Хищники, словно в отместку, 21 февраля у Темиргоя разгромили ставку ногайского пристава, заманили в лес малочисленную погоню и перебили 26 казаков, да из другого отряда семерых убили. Князь Долгоруков-Аргутинский даже приказ издал, что «никакая отвага, удаль и молодечество не могут искупить потери, которую можно и должно избегнуть».
Тут вернулся Майдель и вступил в командование. Позавидовав на Георгиевские кресты, стал готовить новый набег, и Бакланову приказал подготовиться. С Нестеровым детали обсудил. Нестеров, в свою очередь, написал Воронцову, что готовится очередной набег, «а так как войсками в этом набеге командует храбрый Майдель и удалой казак Бакланов, то в успехе его не может быть никакого сомнения».
К тому времени рубка леса в Большой Чечне закончилась. «Чеченский отряд», который просеку рубил, распустили. Войска стали расходиться по своим старым квартирам, и Майдель собрал в Хасав-Юрте 5 батальонов и 8 орудий якобы на смотр после возвращения из похода.
Бакланов тоже получил приказ прибыть в ночь на 23 февраля с полком из Куринского в Хасав-Юрт.
Прибыл. Майдель объявил, что этой ночью выступаем, дождемся только гребенских казаков. Набег будет на три аула в Аухе – Сатый-Юрт, Марцык-Юрт и Мустажа-Отар. Аулы стоят смежно между Ярык-Су и Яман-Су.
Гребенцы запаздывали. Выступили без них, Бакланов пошел в авангарде. Двигались меж двумя речками. Шум воды глушил топот. В 15 верстах от Хасав-Юрта наткнулись на овраг, углубленный выкопанной горцами канавой. Противоположная сторона канавы была поднята, как бруствер, и засажена колючкой – ни кавалерия, ни артиллерия здесь пройти не могли. Но горцы и понадеялись на такую непроходимость, не выставили караула. В ночной темноте казаки быстро заложили канаву фашинами, срыли насыпи. Не зря в сотнях хранился шанцевый инструмент. Через полчаса пластуны и партизанская команда Кабардинского полка двинулись дальше. Главное было впереди.
Тропа две-три версты петляла и поднималась круто в гору, чтобы на высоте нырнуть под знаменитые Гойтемировские ворота. Эти бревенчатые врата, названные по имени давнишнего здешнего наиба, имели железные запоры. Вправо-влево от них были вырыты глубокие канавы с колючим плетнем за ними, канавы спускались в ущелье, заросшее непроходимым лесом. Такие ворота и канавы ни обойти, ни объехать.
У ворот стоял караул. Однако горцы с опозданием обнаружили скрытно поднимавшийся отряд, растерялись, выстрелили, но ружья не стали перезаряжать и убежали. Кабардинцы перемахнули ворота и плетень и рассыпались, прикрывая казаков, а те за четверть часа снесли ворота и освободили проход.
До аулов оставалось еще три версты. Бакланов скомандовал «марш-марш». Может, еще удастся напасть врасплох… Охотники Кабардинского полка ухватились за казачьи стремена, чтобы не отстать. Помчались к аулам.
И здесь встретили казаков высокая ограда, ров и колючка. Вмиг развалили плетень и в проломы ворвались на тесные улицы…
Во всех трех аулах не было никого, жители поспели спрятать скот и скрыться в недоступных ущельях и теснинах. Остались, как писал биограф Бакланова, фанатики и старики. «Однако же мы истребили и предали пламени три весьма значительные аула и захватили в них все, что только было возможно».
Бакланов в официальном донесении описал все это гораздо короче: «Составляя авангард отряда, полк, пройдя в области Аухов – укрепления Гойтемировские ворота, под моею командою послан атаковать лежащий между речками Ярык-Су и Яман-Су неприятельский аул Марцы-Юрт. Атака сия, несмотря на чрезвычайно трудное местоположение, произведена была со всевозможною быстротою, и аул силами отряда взят со всем имуществом жителей».
Обратная дорога в набегах и экспедициях всегда труднее.
Майдель приказал Бакланову быстрее добраться до первой канавы, пройденной в овраге, укрепиться там и ждать весь отряд.
Пока уходили из аулов и спускались от Гойтемировских ворот, чеченцы не успели еще собраться со всей округи, лишь местные на арьергард наседали. А от канавы и до самого Хасав-Юрта начался непрестанный бой.
Бакланов у канавы весь отряд и арьергард пропустил и сам с полком стал арьергардом. Уходил под перекрестным огнем. Слева, с лесистого обрыва, стреляли, справа, снизу от Яман-Су, стреляли. Сзади чеченская конница на хвост садилась.
Выбрал момент Бакланов:
– Стой! Кругом!..
Развернули казаки коней, колыхнули пиками. Поняли чеченцы, что ударят сейчас на них в пики по узкой дороге и деться будет некуда. Стали чеченцы коней заворачивать, тесня и давя друг друга, и умчались, скрылись за поворотом.
А Бакланов повернул полк налево, взял значок:
– С Богом за мной! – и погнал коня вниз, в овраг, где пенилась и рассыпала брызги речка Яман-Су.
Подхватились за ним казаки, погнали с кручи упирающихся, садящихся на задние ноги коней.
Горцы кинулись сбиваться в кучу, чтоб эту конную атаку встретить. А казаки по команде спешились и тоже тесными толпами на них в пики пошли. Два батальона Кабардинского полка тоже вниз сбежали и оцепили коней, которых казаки сбатовать не успели, да и коноводов не оставили.
