В общем – казаки как казаки. Только кони под ними покрупнее, большинство – золотистой масти.
Слава баклановская по всей Линии гремела, и на Дону в низовых станицах стали о нем поговаривать. Приезжали из соседних полков казаки и из самого № 20 полка за ремонтом, расписали его подвиги в лучшем виде. Но на верхнем Дону в глухих степных хуторах жили своей жизнью, Кавказа и Грузии как огня боялись. Много туда уходило, да мало возвращалось. Оплакивали дома уходившие полки, как по мертвым голосили. Этот № 17 тоже шел на Кавказ обреченно. Через неделю похода, 25 мая 1850 года, 1 казак умер (Андрей Медведев из Глазуновской) и 1 штрафованный бежал (Филипп Точилкин, Вешенской станицы). Но за Егорлыком услышали рассказы, узнали, что офицеры и даже урядники с таким командиром добровольно на второй срок остались, ничего, приободрились.
Высшее начальство полк Бакланова с самого начала стало подкреплять кадрами. Из Донской № 3 батареи перевели в полк к Бакланову хорунжего Петра Ермилова, которого Бакланов назначил командовать ракетной батареей. Затем прислали в полк только что произведенного из урядников (с 18 июня 1850 г.) Игната Михайлушкина.
И урядников подбросили: Николая Анисимова из полка № 3, Самсона Савватеева из полка № 38 и Петра Федорова из полка № 39. Сам Я. П. Бакланов затребовал Фотея Бакланова из полка № 6 и Василия Сазонова из полка № 11.
С Дона несколькими партиями прибыли: Степан Козлов, Николай Варламов, Григорий Аникин, Вячеслав Калмыков, Афанасий Дубовской, Иван Ефимцев и Петр Сучилин.
С небольшим опозданием прибыл в полк 18-летний сын сотника Петр Анисимов, Есауловской станицы. Этот явился за отличиями… С ним по одному предписанию – 4 калмыка. За ними явились из полка № 6 Григорий Карахтинцев, Пятиизбянской станицы, и с Дона Абрам Голицын, Верхне-Кундрюченской станицы.
Командиры свою родню стали в полк выписывать. Из Семикаракорской прибыл казак Федор Балабин, из Букановской – Иван Захаров. Но вместе с родней командирской прибыли в полк сосланные «за пороки» – Родион Петрин, Нижне-Чирской станицы, Петр Калинин, Старочеркасской станицы, Семен Крюков и Иван Ковалев из Гугнинской, Филипп Титов из Есауловской, Даниил Абашин из Средне-Новочеркасской, Тимофей Щебуняев и Петр Меркулов из Мигулинской и сразу шестеро из Перекопской – Федор Ковалев, Семен Попов, Антон Бирюков и трое Епифановых – Филипп, Макар и Минай. Всего таких «порочных» – 14 казаков.
По примеру 20-го полка, в 17-м организовали учебную 7-ю сотню, пластунскую, ракетную, саперную команды. Новичков перевооружили и переобмундировали по-баклановски. Наслушавшись легенд, они расспрашивали оставшихся на второй срок урядников о командире полка. «Командир такой, что при нем и отца родного не надо, – отвечали ветераны. – Если есть нужда, иди прямо к нему: поможет и добрым словом, и советом, и деньгами. Простота такая, что ничего не пожалеет, последнюю рубашку снимет и отдаст, а тебя в нужде твоей выручит. Но на службе, братцы мои, держите ухо востро: вы не бойтесь чеченцев, а бойтесь своего асмодея: шаг назад – в куски изрубит!..» «Асмодеем» они его, конечно, не называли. Так его впоследствии назвали польские повстанцы. Но Бакланову это название понравилось, он рассказал о нем биографам, а они вложили его в уста баклановских казаков.
Старые казаки, которые на полевую службу в третий раз выходили, огонь и воду прошли, сразу бескорыстие баклановское заметили. Не обирал он казаков, не наживал на них капитала. Наоборот, храбрым, если подмечал за ними жадность, деньги давал без меры. Офицерам всегда давал в долг. От этого и денег вечно нет. Всё раздал, все ему должны… Душевный человек.
Проезжал по Линии Воронцов, и Бакланов упросил его новый участок для полка выделить, старый подправить. Две сотни 17-го полка поставить в Кара-Су, а штаб и 4 сотни полка № 40 перевести в Хасав-Юрт, там рядом, в Таш-Кичах остальные сотни 40-го полка стоят. Удобнее будет.
Воронцов согласился и предупредил, что в августе предстоит Бакланову рубить просеку от Куринского на Мичик.
Отправил Бакланов в Кара-Су есаула Полякова с двумя сотнями, стал с ним сигналы оговаривать. Если в Куринском пушка три раза выстрелит – надо коней седлать. Если еще раз трижды ударит – выходи из Кара-Су и иди на звуки стрельбы или другие признаки, где бой идет. Если на тебя в Кара-Су нападут, тоже стреляй из пушки три раза. Если выходишь из укрепления, зажги камыш, собранный на кургане, чтоб дымом знак дать. Да выходи не сразу, а пускай сотню за сотней на дистанции, чтоб одна за другой наблюдала, из ловушки могла выручить.
Первое боевое крещение казаки полка № 17 прошли 12 июля – через месяц после прибытия на Кавказ. Сотня есаула Березовского прикрывала фуражиров в Качкалыковском лесу и была атакована большими силами горцев. Под Березовским убили лошадь, но он пеший кинулся навстречу чеченцам, и молодые казаки от него не отставали. Когда встревоженный Бакланов прискакал на помощь, в лесу шла рукопашная. Общими усилиями противника опрокинули и преследовали.
Оглядел Бакланов казаков после боя, ребята как ребята. Только когда к убитым подошли и раздевать стали, у молодых лица вытянулись.
До 2 августа, до начала настоящих боевых действий, большая часть полка № 17 работала на покосе и морила лошадей, развозя по укреплениям и станицам запасы сена на зиму.
1 августа собрались в Куринском войска – 3 батальона пехоты (подошли из Грозной и из Хасав-Юрта), 8 орудий, дивизион Нижегородского драгунского полка под командованием Эттингера, 5 сотен полка № 17, 3 сотни линейцев. Расположились вокруг укрепления лагерем. Местами виднелись палатки, офицеры поделали себе балаганы из кож, войлоков, бурок и рогожек, солдаты – из шинелей. Приказ – рубить просеку через Качкалыковский хребет и до Мичика.
П. П. Нестеров страдал от очередного приступа душевного недуга, и командование поручили генерал-майору Козловскому (он, собственно, драгун и выпросил, баклановского полка ему мало показалось).
Со 2 августа начали рубить просеку. Каждый день выводили пехоту, рассыпали по обе стороны цепи и начинали стучать топорами. Чеченцы сопротивлялись, даже пушки подвозили. Полковые командиры – Майдель, Бакланов и Суходольский – командовали работами по очереди.
За неделю прошли две версты и 8 августа поднялись на сам Качкалыковский гребень. С высоты увидели, что ждут их за Мичиком толпища под значками. На помощь встревоженным чеченцам подошли партии из Дагестана, тысяч 5–6.
За четверть часа переправились передовые отряды горцев через Мичик и до конца дня досаждали правой цепи, прикрывающей рубку леса.
Козловский, имея опыт в таких делах, затребовал подкреплений и написал частное письмо известному полковнику Слепцову, командующему Сунженской линией, чтоб помог, оттянул чеченцев на себя.
Более серьезное «дело» случилось 9 августа. Чеченцы еще с утра ждали русских на опушке леса, предназначенного к вырубке.
Правая цепь приблизилась на расстояние выстрела и остановилась. Послали за артиллерией. И вдруг 5-я рота Кабардинского полка, не дождавшись, на «ура» бросилась через овраг к лесу. Чеченцы подпустили солдат шагов на двадцать и хладнокровно дали залп в упор. Повалились толпы, уцелевшие скатились в овраг. И здесь русские уперлись. Полк надежный, обстрелянный. Еще две роты, стоявшие в резерве, побежали к оврагу, не дожидаясь артиллерии.
