Но Бакланов не пошел туда, где его ждали. В ночь с 21 на 22 марта, собрав 6 рот и 6 сотен, Бакланов по плану Барятинского выступил за скотом в аулы, которые еще не обратились к русским властям с просьбой принять их под свое покровительство. Опустошить западный склон Качкалыка особого труда не составило. В официальных документах это оформили как рекогносцировку.
Аулы были взяты и разорены. А вот отступление, как обычно, составило самую трудную фазу операции. В тумане левая цепь сбилась, левый угол оказался разорван. Чеченцы устремились в прорыв и едва не изрубили артиллеристов, арьергард и левая цепь бросились на крики и перебили прорвавшихся чеченцев.
Шамиль, разгневанный очередным набегом Бакланова и колебаниями мичикских аулов, приказал наибу Эски разгромить эти аулы. Вот тогда Бакланов и явился жителям этих селений спасителем.
С 3 батальонами, 6 орудиями и своим 17-м полком утром 23 марта он прибыл к аулам Мазлагаш и Гурдали. С 10 до 12 часов ждал переселенцев. Они собрались, готовые тронуться в путь. Одновременно наиб Гехи прибыл от Шамиля с подкреплениями. Выводить замирившихся чеченцев пришлось с боем. В авангарде пошли рота пехоты, часть 17-го полка и 2 орудия, за ними собравшиеся переселенцы, с ними чуть не вперемешку остальные сотни 17-го полка. В арьергард, в правую и левую цепь выставили по одному батальону с орудиями. 4 часа длилась перестрелка. Русские потеряли 10 убитых и 87 раненых, ранено было 3 офицера (в том числе командир взвода 7-й батареи Ренсков). Чеченцев, выведенных из-за хребта, поселили в 3 аулах неподалеку от Куринского. Вышло, однако, немного, 258 человек.
Пока Бакланов и мичикский наиб боролись за неокрепшие души местных чеченцев, Барятинский подготовил новый удар, и 27 марта замещавший Барятинского Меллер-Закомельский истребил аул наиба Талгика. Талгик смог бежать, но все его имущество, значок и две пушки достались в руки победителей.
30 марта 1852 года произвели в урядники отличившихся казаков – Казьму Самохина и Ивана Попова.
В мае полк пополнялся. Прислали двух сотников – Алексея Карповского и Алексея Севастьянова, и перевели из полка № 30 хорунжего Нефеда Попова. Чуть позже, 5 июня, произвели из урядников в хорунжие Михаила Наследышева.
Из полка № 26 перевелся к Бакланову урядник Михаил Петров. С Дона явились урядники Иван Власов и Николай Максимов. Прибыл быстро произведенный впоследствии казак из дворян Андрей Попов, Есауловской станицы, служивший ранее писарем Военного дежурства 2-го военного отдела.
Всего в 1852 году в полк на пополнение прислали 9 казаков и 2 перевели из полков № 18 и № 30.
Стремясь удержать мичикские аулы от перехода к русским и наказать уже переметнувшихся, Шамиль поселил самых верных своих приверженцев, известных головорезов, в знаменитом ауле Гурдали. Те, прикрываясь приказом имама и волей аллаха, стали совершать набеги на мирные аулы и поколебали настроение местного населения. Живешь под Шамилем, придут и ограбят тебя русские, уйдешь к русским, тебя ограбят правоверные из Гурдали. Вместе с тем Шамиль сменил окончательно наиба Геху на более предприимчивого Эски.
Прикрывшись таким образом с востока, Шамиль задумал поход на запад, вознамерился поднять осетин, а за ними и черкесов. В мае он пошел через земли галашевцев к Военно-Грузинской дороге, но был отбит Вревским. Да и галашевцы его не поддержали.
1 июня Эски подступал к Грозной, но быстро ушел. 3 июня Эски и Талгик осаждали Тепли-Кичу, но тоже безуспешно. Затем 4, 10, 24 июня, а после еще и 12 июля Эски нападал на аул Исти-Су, пытался погромить замирившихся и поселившихся здесь чеченцев, но Бакланов или русская пехота его все время отгоняли.
Исти-Су – укрепление маленькое. Вал, колючка, два редута (на каждом по пушке) и сторожевая башня. Гарнизон – одна рота. Так что если б не Бакланов, худо пришлось бы замирившимся.
Барятинский в свою очередь 7 июля сходил в набег на Гойты, 27 июля – на Шалинскую поляну, где пожег все заготовленное чеченцами сено, а 29 июля учинил то же самое в Балготое. Тем самым он лишил чеченскую и дагестанскую конницу провианта, если Шамиль опять приведет ее зимой в Большую Чечню.
Зато опять заволновался Дагестан, да и по Мичику чеченские аулы зашевелились.
Барятинский все это отнес на счет разбойников из Гурдали. Он приказал Бакланову разгромить и уничтожить Гурдали и разорить другие аулы, уцелевшие по берегам Мичика. Сам он с несколькими отрядами начал в это время наступление с разных сторон на Большую Чечню. Бакланову же предстояло нанести удар 11 августа.
Время было летнее, а после Даргинской экспедиции русские взяли за правило – не углубляться в лес летом. Но приказ есть приказ. Так произошел бой, «которого уже давно не помнили на Кавказе».
К своим небольшим силам Бакланов прибавил три роты и 6 сотен из Хасав-Юрта и собрал отряд в 3 батальона Кабардинского полка и 1 роту линейного батальона № 12, 7 орудий, 3 сотни 18-го Донского полка, 2 сотни Кизлярского полка и, естественно, взял весь свой 17-й полк. Кавалерию поручил подполковнику Суходольскому, пехоту – барону Николаи.
В 10 утра, как только ночные чеченские пикеты ушли, выступили. День начинался знойный; обливаясь потом, взошли на хребет, прошли чинаровый лес и стали спускаться в овраг к Мичику. Лес стал реже.
Один батальон Бакланов оставил у Мичика для устройства переправ. Сам двинулся вниз по Мичику и, едва разглядел впереди Гурдали, всех казаков бросил вперед. Суходольский карьером бездорожно помчался к Мичику, выбрался на тот берег и через поля и фруктовые сады погнал к Гурдали. Казаки пробили ворота в завале и окружили весь аул, но внутрь, в тесные улицы, среди бела дня в конном строю не совались. Жители засели в саклях, открыли ответный огонь.
Примерно в 12.30 к Мичику подошла пехота, 3–4 роты вывернули прямо к аулу, ограда оказалась слабая, заняли ее без потерь. Остальные роты пошли по кукурузе, расстроили ряды. Жители скопились в каменных строениях в углу аула, отчаянно отстреливались.
Бой затягивался. Надо было или штурмовать, или уходить. Бакланов приказал штурмовать.
Охотники Кабардинского полка во главе с капитаном Богдановичем ворвались в центр аула, но и здесь началась безуспешная стрельба, чеченцы сидели в укрытиях, каждую саклю сдавали с боем. Роты таяли. Три офицера и несколько десятков солдат полегли на улицах Гурдали. Богданович, въехавший в центр аула верхом на лошади, получил две пули – в живот и в руку.
Солдаты стали жечь то, что горит. Отбивали глину у фундаментов строений и поджигали плетеную основу. Плетень начинал медленно тлеть под несгораемой оболочкой, потом разом окутывался дымом и вспыхивал. Огонь гудел и возносился до небес. Сквозь него продолжали свистеть пули.
Горящие сакли разваливались, осыпая искрами истоптанные сады. Под их обломками погибали защитники и просто жители, не успевшие убежать.
«Уже более получаса продолжалась битва в этом роде. То оттуда, то отсюда солдаты и кавалеристы тащили какого-нибудь гурдалинца, бабу, барана, козла, корову или лошадь, но самый аул не сдавался».
