– Дальше? А ничего. Оставил я то золото. Семён – честный человек, чужого не берёт. Вообще-то, надо было забрать, потому что Жека прихватил даже долю Ивана. Вот бандит какой! Хорошо ещё меня не убил, а то мог бы и оленей забрать.
– Ну, ты, Якут, влетел в переделку! Что, он один то золото прятал? – спросил бригадир, пытаясь его разговорить. – Почему с ним никто не пошёл?
– Ну, конечно, один. Это чтоб меня обмануть. Вот жулик…
– Потом он, наверное, его унёс, – терпеливо выслушав Семёна, сказал Кулаковский участливо. – Стаскал и втихаря кому-нибудь продал. А может, с напарником поделился?
– Видать, так он и сделал. Иван остался с ним в деревне, а я поехал домой. Надо было спешить, весна наступала, по земле на нартах не проедешь.
– Да, я тебе не завидую. Быть рядом с таким богатством – и ничего не получить. Обидно! – Кулаковский почесал затылок, думая не об обманутом Якуте, а о том, что потом случилось.
– Да я, в общем, на него не в обиде, – продолжал Семён. – И на Ивана зла не держу. Я сам во всём виноват. Зачем много водка пил? Зачем говорил, что нуча мне помогал на охоте? Как принёс соболь в контору, у всех глаза на лоб полезли: никто стоко не добыл, сколько я. Раньше председатель колхоз говорил, что Егор Сидоров – это настоящий охотник, а ты не годишься ему даже в подмётки. Егор, значит, охотник, а я, стало быть, пустое место! Токо после тот сезон всё поменялось: я стал лучший охотник деревня, передовик труда стал. Во кем я был! В клубе сам председатель вручил мне грамота и хвалил с трибуны. Сказал, чтобы все равнялись на меня. Во как было! Семён непростой человек, Семён не бандит, Семён – передовик производства. Стахановец, значит.
– Ну, ты, Якут, молодец! Оказывается, ты был охотником, а я даже не знал, – наигранно сказал бригадир. – Ты, и правда, стахановец.
Увидев, что «бугор» не шутит, охотник с достоинством поднял голову и тяжело вздохнул.
– Был, да вот беда – сам себе маленько жизнь испортил. Сам себя погубил. – Семён постучал себя по голове, приговаривая: – Дурной башка, водка много пил. Егор поил, а я радовался, что он меня шибко уважает. Раньше Егор был лучший охотник, а теперь я. Меньше тридцать соболь он никогда не добывал, а я сдал в два раза больше. Егор говорит: «Давай выпьем за тебя. Ты самый удачливый. Тебе нет равных в нашей деревне». Он меня хвалил, и водка подливал, а я ему рассказывал, как охотился. Рассказывал, как всё было и, видать, проболтался, что зэков спас. Сказал, что они со мной в зимовье жили и ещё охотились.
– И что с тобой случилось?
– Как что? – растерянно произнёс Семён. – Чекисты забрали. Приехали ночью и увезли, а на следующий день лагерь посадили. Да ещё хорошенько поколотили. За того зэка били, который я спас. За Ивана значит. Про Жеку я ничего не сказал, а то бы ещё добавили. Спрашивали, как звали. А я сказал, что не знаю. Говорю, встретил в тайге, он стал угрожать и даже хотел меня убить. Охранники токо посмеялись надо мной. Сказали: «Лучше бы он прибил тебя, чтобы ты не мучился. Раз у тебя такой дурной башка, то ничем, кроме пуля, тебе не поможешь». Эх, беда кака! – тяжело вздохнул охотник. – Тепереча Егор заберёт мой зимовьё и баня займёт. Это для меня Иван с Жекой построили. Вот ведь как: я всё заимел, а достанется другому.
Кулаковский понял, какой Якут простофиля, и решил, что ему наконец улыбнулась удача. Упускать такой счастливый случай он не собирался.
– Кстати, а где это было?
– Да там, – неопределённо махнул тот рукой.
Но Кулаковского такой ответ не устраивал, и он осторожно расспросил подробности. Так, слово за слово Семён всё рассказал. По скудным приметам Кулаковский нарисовал схему местности и решил найти спрятанное золото. Только для этого надо было выйти на свободу.
* * *
Как-то ненароком бригадира потянуло к Семёну. Тот никогда не жаловался на свою судьбу, не говорил, что его притесняют блатные, и никуда не рвался. Бывший охотник делал то, от чего убегали другие, и работал не жалея себя. Заметив, что Семён стал сдавать, Кулаковский поставил его на промприбор, подвинув блатных, с которыми давно хотел разобраться.
Как раз представился подходящий случай: то ли умышленно, то ли случайно Лопоухий, слывший сексотом, пропустил два крупных самородка. Их нашёл контролёр, проводивший опробование отвалов. Поднялся страшный скандал, за потерю металла промывальщика посадили в штрафной изолятор. Но одним виновником дело не закончилось – вдобавок ко всему наказали всю бригаду. Только благодаря хорошему настроению начальника лагеря Кулаковского не убрали из бригадиров, как поступали в таких случаях, а оставили на прежнем месте. Зато бывший геолог не простил уголовников: заменил всю смену. Семён говорил, что блатных лучше не трогать, но тот не внял его словам, посчитав своё решение правильным и очень своевременным. И всё-таки бригадир недооценил возможностей блатных, не спускавших никому за обиды. Через неделю Семёна нашли за отвалом породы с перерезанным горлом, а спустя два дня на Кулаковского обрушилась кровля штольни. Еле живого, бригадира доставили в санчасть.
– Сотрясение мозга, перелом тазобедренного сустава и ноги, – констатировал фельдшер, принимавший пострадавшего. – Лекарств у меня нет, питание никудышнее, условия отвратительные, если выживет, пусть молится Богу.
Кулаковский выжил. Почти месяц он провёл на больничной койке, грешным делом, даже думал, что больше никогда не поднимется, но, видно, по меркам небесной канцелярии, не очень сильно нагрешил на этой земле – Бог смилостивился. Вышедший из санчасти геолог еле передвигался, тем не менее считал себя самым счастливым человеком на этой земле. Он радовался робким лучам солнца, зелёной травке, щебетанию птиц, летавших за колючей проволокой. В то же время считал себя обречённым человеком, которому опять дали отсрочку. Размышляя о своей жизни, Кулаковский постоянно возвращался к теперешнему положению, в котором оказался, и со страхом думал о том, как будет работать на горном участке. От страшной нагрузки, достававшейся заключённым за смену, падали даже физически здоровые люди, а что говорить о нём – человеке, с трудом стоявшем на ногах.
Однако судьба в очередной раз преподнесла ему подарок. Взамен освободившегося профессора Кригера требовался толковый геолог, работавший на поисках золота. Профессора найти не удалось, и Дальстроевское руководство остановилось на бывшем начальнике геологического управления, хорошо знавшем технологию разведки и поисков месторождений. Так он оказался в Магадане. А вскоре случилось непредвиденное: умер Сталин и страна вошла в очередной виток своего развития. После смерти вождя всех народов «Дело Алданских геологов» было пересмотрено.
* * *
Проведя в лагерях и на поселении почти десять лет, Кулаковский вышел на свободу. Возвращаться в Алдан он не стал, понимая, что его время безвозвратно ушло, и с немалыми деньгами поехал на юг, где давно ждала жена. После долгих лет разлуки надо бы радоваться счастливой жизни да добра наживать, как говорится в сказках, но супруга вскоре умерла. Сватались к нему и молодухи, и женщины постарше, да только ни одна не приглянулась. То ли по его занудности или по какой-то другой причине, семейной жизни ни с кем не получилось.
