Но были у Ярослава Ярославича и враги. В их числе оказался его младший брат Василий Ярославич, правивший в Костроме. Новгородцы пообещали Василию сделать его князем в обмен на помощь против Ярослава. Хитрец Василий побежал в Орду с подарками и добился приема у «цесаря татарского», как зовет хана летописец.
За это время Ярославов гонец Ратибор, прибывший первым, добился очень многого. Он наплел хану, что новгородцы жаждут отложиться от Орды и прекратить выплату дани. В этом, мол, и весь смысл спора с великим князем. Обычно считается, что Ратибор лгал. А если нет? Если в Новгороде одержали верх западники?
Тогда объясняется всё: и обвинение общинниками Ярослава Ярославича в том, что он выселял немцев, и особенно – поведение Дмитрия Александровича, не пожелавшего играть на руку западникам, ибо для этого князя принципы были важнее сиюминутного успеха.
А для Василия Ярославича главным смыслом жизни являлась личная власть. При дворе хана Василий горячо объяснял, что в споре между Ярославом и новгородцами правда на стороне новгородцев. Ратибор – лжец. Новгород вовсе не собирается отлагаться от «цесаря татарского» и готов выплачивать дань.
Естественно, автор Новгородской I летописи всецело на стороне Василия.
Монкэ-Тимур вернул войска из похода, пояснив: «Новгородцы правы, а Ярослав виноват».
Это осложнило дела Ярослава Ярославича, но не привело к прекращению усобицы, потому что Монкэ-Тимур отстранился и позволил враждующим партиям на Руси резать друг друга сколько душе угодно.
Новгородцы выстроили дополнительные укрепления вокруг своей столицы и заперлись в них, после чего Ярослав Ярославич совершил странный маневр: осаждать Господин Великий Новгород не стал, но занял Старую Руссу. Складывается ощущение, что он хочет отрезать Псков от Новгорода. Может быть, новгородцы установили контакты с Довмонтом? Но с другой стороны, вместе с Ярославом воюет тесть Довмонта – князь Дмитрий, а если в Новгороде засели западники, контакт Довмонта с ними, скорее всего, невозможен. Однако нужно понимать и другое: летопись не дает исчерпывающего объяснения смысла событий, и наши выводы базируются на ряде допущений, основанных на двусмысленностях летописного свода. Верно ли мы их трактуем? Имея дело со столь зыбкими источниками, следует проявлять осторожность в оценках. Бесспорно одно: наличие бунта; его интерпретация может быть различной.
Из Руссы Ярослав отправил на переговоры в Новгород своего боярина Творимира, требуя капитуляции мятежников. Творимиру отказали и прислали в ответ Лазоря Моисиевича, который уже появлялся на страницах книги. Лазорь Моисиевич среди прочего заявил: «У нас князя нетуть, но есть Бог и святая София, а тебя не хочем!»
И вот тут мы ненадолго выходим из области загадок относительно поведения Довмонта. Он совершенно точно выступил на стороне взбунтовавшихся новгородцев против Ярослава, которого справедливо считал своим врагом. Псковская летопись об этом молчит, потому что сие противоречит нарисованному ею портрету Довмонта как верного друга и союзника князя Дмитрия Александровича и как безусловного борца за землю Русскую. Видно, восстание новгородцев было делом грязным и подлым. Или, во всяком случае, имело противоречивый характер. Ведь Ярослав Ярославич отнюдь не был безгрешен, а потому вполне мог настроить против себя не только западников, но и честных новгородцев.
Новгородская I летопись в статье под 1270 годом указывает, что в укреплениях на Волхове собралась «вся волость Новгородская». «Плесковичи» упомянуты первыми, за ними идут ладожане и финские племена: карелы, ижора, водь. Псковичами, разумеется, предводительствовал сам Довмонт, который ловко обошел полки Ярослава, засевшего в Руссе. Псковский князь в очередной раз показал себя мастером маневренной войны.
Но дальше удача изменила новгородцам. Они выступили навстречу Ярославу и раскинули лагерь в виду его войск. Враждующие стороны разделяла река. Они простояли друг против друга неделю. После этого в распрю вмешался русский митрополит.
3. Судьба и карьера митрополита Кирилла
Кирилл III (ок. 1247–1281) – интереснейшая личность в нашей истории. Родился он на Волыни, был светским человеком, воином и постепенно сделался одним из доверенных людей Даниила Галицкого, его печатником. Когда монголы прошли по Руси, а своевольный Галич вновь отделился от Волыни и установил республику, именно Кирилл с передовым полком явился в Прикарпатье и расправился с ее предводителями. Он был безусловным сторонником сильной княжеской власти и противником общинных бунтов вроде галицкого.
Монголов Кирилл невзлюбил; страдал оттого, что русские князья утратили суверенитет и вынуждены кланяться ханам. Это противоречило концепции православного государства, которое всегда возвышалось над степняками и считало их младшими партнерами. Появление монголов перевернуло русскую жизнь с ног на голову. Теперь сами русичи стали младшими партнерами ханов и зависели от них, как марионетки от кукловода. Заметим также, что монголы опустошили значительную часть Руси, особенно Черниговщину, которая прекратила существование и превратилась в руину. Галичина и Волынь пострадали гораздо меньше, но власть татар казалась здесь оскорбительной.
Даниил Галицкий искал союзников и в православных, и в католических странах. Кирилл выступил за то, чтобы союзничать с византийцами и получить поддержку от них. Но Византия уже не была прежней мировой империей. Даже столицу ее – Константинополь – захватили итальянцы с французами во время Четвертого крестового похода в 1204 году. Спустя 57 лет город отвоевали войска Никейской империи – одного из государств, образовавшихся на руинах Византии. Вот с никейцами Кирилл и хотел дружить. Действительно, в 40-х годах XIII века они вырвались на Балканы и окружили Константинополь своими владениями. Православным государством правил Иоанн III Ватаци (1221–1254) – один из лучших ромейских императоров, бескорыстный человек, патриот своей страны и непревзойденный дипломат, воплотивший идеи «народной монархии». Он охотно пошел на контакт с Даниилом. По договоренности с Иоанном III никейский патриарх сделал Кирилла митрополитом Руси.
Это был головокружительный карьерный рост для простого княжеского печатника с окраинной Волыни. Византийцы давали понять, что готовы дружить с Даниилом Галицким. Сам Даниил вполне мог использовать назначение Кирилла в своих целях, как это сделают через несколько десятков лет московские князья. В результате Москва станет духовным и политическим центром Руси.
Даниил не смог использовать преимущества, полученные в результате истории с назначением митрополита. Галицкий князь рвался к сотрудничеству с римским папой и рассчитывал на помощь Запада в борьбе с монголами. Византия не могла оказать такую помощь. Иоанн Ватаци трезво оценивал свои силы и пытался всеми возможными способами избежать войны с Золотой Ордой и другими улусами монголов.
Но и римский папа не спешил помогать русским. Он, правда, после многолетних переговоров даровал Даниилу королевскую корону, но толку от этого было мало. Да и сам титул вызывал сомнения. Будь галицкий правитель чуть более образован, он мог бы вспомнить, что князь – это производное от древнего «кунингас». Немцы сделали из этого титул кениг, скандинавы – конунг, русские – князь. То есть это королевский титул, который впоследствии принизили на Западе, приравняв к титулу принс, или герцог. Дело не только в титуле. Римский понтифик отдал корону Даниилу в обмен на религиозную унию, что означало зависимость Руси от Западной Европы. Галицкий король охотно пошел на это и постепенно утратил связь с реальностью. Запад ему не помог, а вот он оказал западным правителям множество мелких услуг и зря губил людей в заграничных авантюрах, самой бестолковой из которых оказалась Война за австрийское наследство. Герцогом Австрии Даниил безуспешно пытался сделать одного из своих сыновей, Романа, но в Европе к галицкому королю относились как к терпимому до поры до времени чужаку.
