– Так точно!
– А наперед начальство так открыто не поправляй, учись у меня, старика, – и никогда не будешь бледно выглядеть. А теперь иди. В одиннадцать сорок пять у меня совещание по… как ты сказал? Киднеппингу? С двумя «п»? Вот-вот, совещание с двумя «п». Тебе, майор, надо присутствовать. Свою древнюю карту оставь у меня, я тут кое-чего поприкидываю.
20 сентября, среда, 11 час. 40 мин.
День стремительно набухал тягучей жарой, совершенно неосенней, дымной, душной и по-июльски опасной, когда у людей, страдающих сердечной слабостью, неожиданно перехватывает дыхание и в жилах останавливается кровь. От распаренного асфальта начало тянуть муторным смоляным духом от которого сказывают, развивается рак – об этом действительно говорят многие, но вот только никто это не доказал, – в воздухе неподвижно висел сизый бензиновый взвар, поверх которого летала нежная, искрящаяся на солнце паутина, пахло горелым металлом, резиной, кордом, маслом, зарытыми под землю нечистотами, еще чем-то тяжелым, присущим только большим городам. Впрочем, один большой город всегда отличается своим запахом от другого большого города, у каждого города он свой и обязательно неприятный. Москва отличается от Питера, Харьков от Лондона, Екатеринбург от Токио, и есть странные, очень увлеченные люди, которые коллекционируют запахи городов, как есть и некие помешанные, что коллекционируют моря, озера и реки: ступил в воду какого-нибудь Онтарио – все, занес Онтарио в свою коллекцию, постирал рубашку в соленом прибое Красного моря – Красное море также оказалось в коллекции и так далее, точно так же отдельные сумасшедшие коллекционируют вонь городов. Белозерцев был знаком с одним таким сумасшедшим.
Но знакомство никогда не давало повода для сближения, и вообще Белозерцев старался держаться подальше от пришибленных пыльным мешком коллекционеров: так было безопаснее.
Белозерцев немного пришел в себя, прикинул, где может достать деньги, составил список. Первым позвонил Илларионову – банкиру, бывшему морскому инженеру, человеку прижимистому, но всегда идущему навстречу тем, у кого стряслась беда, не стал ничего скрывать.
– У меня – несчастье! – сказал Белозерцев.
– Я знаю.
– Откуда? – нехорошо изумился Белозерцев. – Это стряслось только что, буквально два часа назад.
– Земля слухом полнится. Ты думаешь, Москва – большой город и в ней, как в настоящем большом городе, можно что-то скрыть? Нет. Москва – город маленький, очень маленький… Как думаешь выходить из положения?
– Начал собирать деньги…
– А другим способом сына выручить нельзя? Отбить, например, выкрасть на вертолете, послать на операцию ребят из десанта, из безопасности? Я своих орлов могу тебе подкинуть. Среди них есть афганцы, обстрелянные люди…
– Нет, нельзя. Сына убьют раньше, прежде чем кто-то что-то предпримет.
– Уверен в этом?
– Я это своей кожей чувствую. Потому и не хочу рисковать.
– Значит, будешь выкупать?
– Для этого и собираю деньги.
– Много дать не смогу, но тридцать тысяч долларов дам.
– Проценты?
– Никаких процентов. Беда есть беда. В беде надо помогать.
– Спасибо, Илларионыч! – растроганно пробормотал Белозерцев: в его положении сейчас не только тридцать тысяч беспроцентных долларов были важны – каждая сотня, каждая десятка.
– Присылай человека, – сказал Илларионов, – чем быстрее – тем лучше.
– Через пять минут к тебе поедет бухгалтер с охранником.
– Не забудь прислать расписку, – трезвым, жестким голосом попросил Илларионов, мигом возвращая Бедозерцева из неких розовых нетей на землю, и Белозерцев не сдержал невольной усмешки: все-таки банкир есть банкир, несмотря на то что он, как и все люди, имеет душу и прошлое – ведь был же когда-то морским инженером, совершал плавания в банановые и табачные страны и хорошо знает законы мужской дружбы… – и тем не менее это все в прошлом. Банкир ныне своего не упустит и копеечку лежать на тротуаре не оставит – обязательно поднимет.
Следующий звонок Белозерцев сделал президенту сложной, очень резветвленной и богатой структуры, именуемой довольно обыденно – акционерным обществом закрытого типа, хотя среди акционерных обществ закрытого типа Белозерцев не знал таких богатых, как это, – Марку Иванову.
– Марк Соломонович, звонит президент фирмы «Белфаст» Белозерцев, попавший в беду, – с Ивановым Белозерцев не был знаком так близко, как с Илларионовым, поэтому держался с ним на почтительном расстоянии, был вежлив и, если честно, сам себе противен.
Иванов относился к категории людей, которые все чувствуют на расстоянии, это не отзывчивый однофамилец генерал Веня, он все мигом понял и спросил в лоб:
– Небось взаймы просить будете?
– Да, – не стал отнекиваться Белозерцев.
– Пожалуйста, даю в рублях любую сумму… Под сто шестьдесят процентов.
– Мне нужны доллары.
– А кто вам мешает конвертировать рубли в доллары? А потом – наоборот. Я вам это в своей конторе и сделаю.
У Иванова он не взял ни одного рубля – Иванов грабил Белозерцева, не стесняясь. После разговора с ним Белозерцев несколько минут сидел молча, платком вытирал пот со лба и щек, кусал мокрые, болезненно покалывающие губы, ощущал слабость и одновременно злость – он бы так не поступил с Ивановым, если бы тот попал в подобный капкан.
Вертикальная черная строчка начала вновь возникать перед Белозерцевым, на этот раз она повела себя очень игриво: то стекала вниз, освобождая пространство, и тогда в воздухе появлялись легкие, такие же, как и строчка, невесомые черные паутинки, то неожиданно наползала сверху, упрямо раскачивалась перед Белозерцевым, и он, поверив в ее материальность, даже махнул рукой по воздуху, пытаясь поймать. Тщетно. Так же тщетно, как было тщетно взять деньги у Марка Иванова без всякого навара – свое Иванов никогда не упустит.
Следом он позвонил в знакомый инвестиционный банк, к президенту, с которым однажды, находясь за границей, вдоволь потешился над приключениями «нью рашенз», научившихся блеянием заказывать холодное пиво у бармена – впрочем, и самому Белозерцеву иногда бывало трудно заказать банку холодного пива – английские слова вдруг пропадали начисто, их словно бы ветром выдувало из головы, язык делался тяжелым, горячим, неподвижным, – президент инвестиционного банка тоже попадал в подобные переплеты и за границу теперь выезжал лишь с переводчицей.
– И сплю я теперь тоже только с переводчицами, – не стесняясь, говорил он. – Изучаю язык в постели. Даже ночью, во сне.
– И как, помогает? – поинтересовался однажды генерал Зверев, оказавшийся свидетелем разговора.
– Помогает, – рассмеялся президент инвестиционного банка со странной фамилией Сикоков и, словно бы почуяв, что говорить на эту тему опасно – Зверев подобных вещей просто не понимает, – перевел беседу в другое русло.
