Первый раз убил человека Высторобец в Афганистане, в восемьдесят втором году. «Соляра», как на афганском солдатском жаргоне звали пехоту, никак не могла взять в горах один кишлак – слишком уж он был неприступен, – более того, пехота умудрилась оставить там своих людей, угодивших в ловушку.
В кишлак вела одна дорога, на ней душманы, которых наши солдаты звали «прохорами», ставили пулемет со сменными стволами и косили всех подряд. Только перегревающиеея стволы меняли.
Чтобы выручить пленных, в кишлак решили бросить взвод офицеров спецназа, недавно прибывших из Москвы. Во взводе находился и старший лейтенант Высторобец. Взвод был сброшен двумя вертолетами на каменный выступ, нависший над кишлаком, спецназовцы скатились с него на крыши домов. Высторобец перемахнул через какую-то хлипкую стенку, потом одолел вторую, угодил в овечий загон – овцы с блеянием шарахнулись от него в угол, сбились в огромный шевелящийся шерстяной ком, перепрыгнул еще через один, неровно слепленный глиняный забор-дувал. Почти беззвучно приземлился. То, что он увидел, привело его в состояние шока, у него перехватило дыхание, ноги и руки сделались чужими, ватными: рыжебородый кряжистый душман в грязной зеленой чалме рубил большим топором голову тонкошеему пареньку с сержантскими погонами на гимнастерке.
Душман опустил топор прежде, чем Высторобец сообразил, что надо делать – одним ударом отделил голову от туловища, и голова с широко распахнутыми голубыми ребячьими, еще несмышлеными глазами полетела, брызгая кровью, в сторону Высторобца.
Высторобец, опешив, сделал два шага назад.
Голова, хлопнувшись на пыльную рыжую землю, покатилась, пачкаясь собственной кровью, пылью, сухим пометом, подхватила по дороге смятый окурок – тот прилип к срезу шеи, пропитался кровью. Тело неведомого сержанта дергалось, босые ноги сами по себе скребли землю, ломали ногти, связанные за спиной руки пробовали развязаться.
Душман, поняв, что он не успеет допрыгнуть до автомата, лежащего на низкой скамеечке в трех метрах от плахи, поднял топор и, ощерившись – стали видны все его зубы, до единого, чистые, крупные, яркие, – пошел на Высторобца.
– Алла акбар! – прорычал он.
Высторобец сделал еще два шага назад и в следующую секунду, словно бы поняв, что отступать нельзя, да и некуда, нажал на спусковой крючок автомата. Короткая очередь буквально перерезала душмана пополам, в сторону полетели кровяные брызги и куски мяса, топор выпал из рук душмана прямо ему на ноги… Это был первый человек, убитый Высторобцем. А сколько их было потом, и вообще, что было – неинтересно. Всегда запоминается первый…
Как исчез мышонок, Высторобец не заметил.
Может, мышонка и не было вовсе.
21 сентября, четверг, 10 час. 00 мин.
– Ох, как разрослась Москва! – удивленно проговорил Белозерцев, когда они выехали на солнцевские просторы, расположенные за кольцевой дорогой. – Я ведь это Солнцево помню еще обычной деревней с пожарной каланчой, лесом, в который врезались огороды, железнодорожной веткой, протянутой через все село, и дурацким загсом, очень похожим на отделение милиции, куда разных дурачков силком приводили, чтобы они расписывались, не увиливали от своих брюхатых невест…
– Это было давно, – водитель Боря раздвинул толстые негритянские губы в добродушной философской улыбке – он словно бы подвергал слова Белозерцева сомнению, – и было ли?..
– А лес тут, Боря, знаешь, какой стоял? Грибы в нем росли, будто пни, огромные и без червей.
– И это тоже было давно, Вячеслав Юрьевич. Сейчас в Солнцеве ничего, кроме поганок, не растет. Если уж и остались где грибы, то в Брянской области.
– Чернобыльские, – сморщился Белозерцев, – пораженные радиацией.
– Еще в Смоленской области, – продолжал Боря, он будто бы и не слышал голоса начальства, – во Владимирской области, – ловко обошел по правой стороне иномарку серебристо-синего цвета, потом опасный жигуленок, за рулем которого сидела женщина с надменным, сильно напудренным лицом. Это самые опасные люди на дороге – женщины. Встречая их за рулем, Боря всегда нехорошо холодел. – В Новгородской области есть роскошные грибные места, на Валдае и у озера Ильмень.
– А в Карелии?
– Не знаю. Там я не был.
– Боря, хвоста за нами нет? Вчера нас с тобой пасли, а сегодня?
– Сегодня пока нет, но это ничего не значит, Вячеслав Юрьевич. Хвост непременно будет. Он просто обязан быть.
– А вчера был, – хмуро и капризно проговорил Белозерцев, развернулся на сиденье всем корпусом, поглядел назад.
Сзади, словно бы специально пристроившись им в хвост – другие полосы были свободны, – несся поток автомобилей: быстрый ручей из трех жигулят, «Волги», «ситроена», «ауди» и двух «мерседесов».
– Это не хвост, – успокоил Белозерцева Боря, – эта цепочка освобождает полосу для поворота. А хвост, он ведет себя по-другому. За тем, что происходит сзади, я смотрю очень внимательно, – Боря тронул пальцами широкое зеркало заднего обзора, висящее у него над головой, – у меня – телевизор.
Белозерцев покивал одобрительно и погрузился в себя – у него словно бы выбили землю из-под ног, все под ним сейчас качается, ползет из стороны в сторону, будто неверная штормовая палуба; и ухватиться не за что, он пробует взяться рукой за одно, за другое, и все обламывается, сминается под пальцами, рушится, он медленно опускается невесть куда, в бездну, пробует подошвой нащупать твердину, опереться на нее, но не тут-то было: почва оказывается болотной, это обычная топь, а не надежная твердь. Внутри все сыро, под сердцем пусто и холодно, оно вообще скоро обратится в издырявленный разными бедами кусок льда, и все разговоры, что сейчас ведет Белозерцев – механические, чтобы отвлечься, занять себя, попытаться удержаться на поверхности. Уж слишком быстро произошло превращение, слишком поспешно переместился он из одного состояния в другое.
Жены уже нет, и в дом свой Белозерцев боится входить, Костик еще не возвращен, единственный твердый оставшийся бережок – Вика, и в ту сторону он сейчас даже опасается дышать: а вдруг?
Ох, если бы знать, чем иногда оборачивается это «вдруг», если бы знать… Он снова, тяжело заскрипев кожаным сиденьем, оглянулся: ну что, рассосалась цепочка машин, пристроившихся им в хвост, или нет? Цепочка рассосалась. А может, хвоста и не было вовсе? Вчера понятно, почему хвост был – похитители боялись, что Белозерцев сорвет им операцию, подстраховывались, так сказать, а сегодня? Чего им следить сегодня, раз уж все обговорено и он согласен отдать этой мрази все деньги, целиком, сколько они требуют, – а это больше, чем состояние. За такую сумму, Белозерцев знал, людей не только убивали – убивали даже их семьи или целиком закапывали в землю. Живыми. Находили где угодно: в Бразилии, в Швейцарии, в Танзании – границы не имеют никакого значения, русская мафия оказалась сильнее и серьезнее полиции всех стран и прочих мафий – итальянских, испанских, колумбийских. Все прочие перед российской мафией оказались безобидными козликами, мальчиками в коротких штанишках, октябрятами, пионерами – детишками, в общем.
