– Все, готовимся к операции! – скомандовал Родин.
– Корочкин, переодевайся!
21 сентября, четверг, 12 час. 40 мин.
– А ты знаешь, без мальца стало как-то не так, – сказал Клоп Деверю, обгладывая куриную кость, – и скучно, и грустно, и некому лапу пожать.
– Тоже мне, Лермонтов!
– Нет, действительно, сразу какой-то расслабон пошел, делать ничего не охота, в сон тянет.
– Но-но-но! – повысил голос Деверь. – Расслабон! У нас сегодня состоится еще одно свидание, а уж потом будет расслабон!
– Когда мадам выдаст нам наши кровные, честно заработанные?
– После окончания операции. Мадам сурова, ты же видел!
– Глядя на то, как все было сделано, как в руки приплыл мешок с «зеленью», охота послать мадам к бениной маме и самим организовать товарищество с ограниченной ответственностью. Неужели мы с тобой не потянем, Деверь? Ведь пустяки же!
Деверь зло свел брови вместе, хотел было обрушиться на Клопа, но вместо этого промолчал и отвернулся в сторону, показав собеседнику жилистую мускулистую щеку с напряженно работающими желваками. Интересно, какие мысли рождались у него сейчас в голове?
Понятно одно – раз он не стал рявкать, плеваться матерщиной, раз молчит – значит, согласился с тем, что ему было высказано. Клоп, подумав о том, что могло быть, невольно задержал в себе дыхание: он ступил на опасную дорожку, идет сейчас по лезвию ножа, балансирует руками, вот-вот свалится. То, что Деверь молчит, еще ничего не значит.
– Это все в будущем, Деверь, не сейчас, – проговорил он успокаивающе, – когда капитал сколотим, опыта наберемся, кого-нибудь из своих баб на бухгалтера выучим, вот тогда и создадим Тэ-О-О, – аббревиатуру ТОО он произнес с особым смаком. – Может, к этой поре Тэ-О-О будут по-иному называться, не так дурацки, – Клоп нарисовал куриной костью в воздухе замысловатый вензель, будто расписался под собственными словами, – какими-нибудь окадэ или бэжэсээрами.
Деверь перестал жевать, спросил, не оборачиваясь:
– Чего, чего?
– Окадэ – вначале буква «о», потом буквы «кэ» и «дэ» – общество дураков, а бэжэсээр – «Бей жидов, спасай Россию!» Клич московских мясников времен Гражданской войны, – Клоп заговорил таким напористым и незнакомым тоном, что Деверь чуть не поперхнулся: раньше такой напористости за Клопом он не наблюдал.
Неожиданно раздался дребезжащий, неровный, будто у него не хватило дыхания, звонок.
– Это еще что такое? – вскинулся Деверь и вытащил из-за пояса пистолет.
Клоп замер с костью у рта, побледнел.
– Звонок в дверь, – как ни в чем не бывало пояснил Медуза, он всегда на все реагировал медленно, отставал, отстал и на этот раз. – Нет, не в дверь звонят – в калитку. У нас кнопка звонка там находится.
Деверь снова засунул пистолет за пояс, подскочил к жалюзи, хотел по привычке отжать пластину, но в последний миг отдернул руку: а надо ли это делать? Ведь можно неосторожно засветиться и выдать себя. Попытался сквозь пластины разглядеть, кто их тревожит, но видно было плохо.
Звонок повторился.
– Кто бы это мог быть? – недоуменно проговорил Деверь.
Медуза тем временем отыскал в другой комнате расщелину между жалюзи и стенкой, прокричал оттуда:
– Милиционер!
– Что за черт! Какой милиционер?
– Не знаю. Мент стоит у калитки, переминается с ноги на ногу.
– Ехали, ехали – и приехали! – пробормотал Деверь, снова вытащил пистолет. – Чего ему здесь надо?
– Может, участковый? – предположил Клоп и не узнал своего голоса – слабого, свистящего, испуганного. – А участковый – это не страшнее электрика из жэка, такой же беззлобный работяга.
– А если это дядя из МУРа, с Петровки, из красных милицейских оперативников? Ладно, Медуза, выгляни на улицу, спроси, чего ему надо? А ты, Клоп, приготовься на всякий случай, – Деверь передернул затвор пистолета, загоняя в ствол патрон, сжал зубы: – И тут, сволочи, нашли!
Сдернул с ремня кобуру с сотовым телефоном, поспешно раскрыл его, набрал номер.
– Молчит, сука! – просипел он. – Деньги считает.
– Ты кому звонишь? – спросил Клоп, хотя и так было понятно, кому тот звонит. – Мадаме, что ли?
– Кому же еще? Предупредить-то надо. А с ней, с мадамой этой, нас никакая милиция взять не посмеет. Ты видел ее машину?
– Сейчас на таких машинах «воры в законе» ездят.
– Ну правильно, пробрались в правительство и жируют… А народ, – Деверь недоговорил, скрипнул зубами, пригнулся, пытаясь подснуться под жалюзи, – выматерился сочно, когда это не удалось.
– Чего надо? – донесся с порога голос Медузы.
– Участковый я, – послышался далекий, словно бы сплющенный расстоянием ответ, – новый, неделю назад на должность заступил. Капитан Корочкин Николай Николаевич. Обход территории делаю, с хозяевами знакомлюсь.
«Корочкин, Корочкин, – напрягся Деверь, стараясь вспомнить, слышал он когда-нибудь эту фамилию или нет, – а сдругой стороны, чего вспоминать-то? Этот милиционер мог любую взбредшую ему в голову фамилию назвать и любое удостоверение предъявить. – Корочкин, Корочкин…» Нет, фамилию Корочкина он никогда не слышал.
– Документы есть? – поинтересовался Медуза.
– Конечно, есть, – незамедлительно последовал ответ.
– Дур-рак! – выругался Деверь.
– Я щас! – выкрикнул Медуза участковому, заскочил в дом с распарившимся лицом, пот скопился у него в подглазьях, лужицами натек в складки кожи. Спросил растерянно: – А теперь чего делать?
– Чего, чего? – набросился на него Деверь, выматерился, сплюнул на пол. – Теперь делать нечего… Зови! – Накинулся на Клопа: – Спрячь пушку, дур-ра!
Свой пистолет Деверь убрал настолько стремительно, что Клоп даже не заметил, когда и как он это сделал.
– Заходи! – прокричал с порога Медуза и нажал на кнопку электрического замка. – Удостоверение приготовь, товарищ капитан, чтобы все чин по чину было.
– За этим дело не замерзнет… Мне бы хозяина надо.
– И чего этому красноголовому неймется? – Деверь стиснул зубы. – И чего он всюду свой нюхательный аппарат сует? Пронюхать менты ничего не могли?
– А как? – губы у Клопа выгнулись озадаченной скобкой. – Каким образом? Нет, не должны. Ни хвоста за нами не было, ни… В общем, я ничего не заметил, хотя, когда сидишь за рулем – все засекаешь. Даже какой водой торгуют бабы в коммерческих ларьках.
– Ладно, будем считать, что этот снегирь забрел к нам случайно, – Деверь, жестко щуря глаза, следил за милиционером, морщился: слишком медленно этот неведомый Корочкин одолевает пространство от калитки до порога, спотыкается, хотя на бетонной тропке нет ни одной застружины, кашляет, сопливится. В следующий миг Деверь понял: это обычный малограмотный участковый, а не оперативник с Петровки – слишком старается ко всему приглядываться, слишком медлителен. Оперативники все засекают стремительно, со скоростью света, а этот тянет, тянет, сопли на ботинки роняет… – Вот гад! – выругался Деверь. – Навозная куча какая-то, а не милиционер.
