Алька подставил стул и щёлкнул выключателем. Вспыхнули лампочки, снова засверкал Белый Гигант. Алька сел к столу, снял шлем и решил ждать. Он очень устал. Он лёг щекой на стол и сердито посмотрел на шар.
– Это из-за тебя, – сказал Алька Белому Гиганту. – Из-за тебя я здесь. А если бы я был там… может, мне всё-таки дали бы первый приз…
Но Белому Гиганту было всё равно. Он считал себя великой звездой и слепил Альке глаза… Яркие лучи звенели и ломались, как блестящие сосульки, складывались в серебряный узор. И угасали…
Чьи-то большие руки подняли Альку из-за стола, перенесли по воздуху и поставили на пол. Кто-то сказал хрипловатым басом:
– Покоритель Вселенной приземлился.
Алька поднял сонные веки и высоко над собой увидел лицо учителя физики – лицо с насупленными бровями и щёткой жёлтых усов. Алька опустил глаза и увидел огромные ботинки. Тогда он надул губы и сказал:
– Я больше не буду…
Усы вдруг поползли вверх, по лицу пробежали весёлые морщины, учитель выпрямился и стал трястись от смеха.
Валерка, Васька и Каштан дёргали Альку за оранжевый рукав.
– Мы тебя искали, искали…
– Думали, ты убежал.
– Стучали сюда, а ты молчал.
– А Сергей пошёл Тихона Павлыча искать…
– Только не нашёл.
– А Женька нашла.
Алька наконец пришёл в себя и засмеялся. Просто от радости засмеялся. И спросил:
– А где Женька?
– Убежала, – объяснил тихий Серёжик. – Танец снежинок танцевать.
Каштан протянул Альке большую коробку с пушистыми котятами на крышке:
– Гляди. Это нам дали за костюмы. Ты не думай, и тебе тоже. На всех.
– Первый приз, – объяснил Валерка.
– И ещё шоколадные медали есть, – сказал Васька Клопик. – Старшая вожатая за ними в буфет бегала. Думала, нам коробки не хватит.
Тихон Павлович снова начал трястись от смеха.
– Ох и забавный вы народ!
– Ага, – сказал Каштан. – Алька, открывай коробку. Шоколад делить будем.
И он начал делить шоколадные фигурки. Они все были такие забавные, даже есть жалко.
– Я тоже люблю шоколад, – сказал Тихон Павлович.
Ему дали зайца с земляничной начинкой.
– Тебе, Алька, что? Медведя или рыбу?
– Всё равно, – ответил Алька. Просто он был рад, что его нашли. – А где Женька? – снова спросил Алька.
– В зале. Танцует со своими снежинками.
Но в зале Женьку не нашли, потому что праздник кончился и все уходили домой.
На крыльце школы стали прощаться. Каштан шмыгнул носом и торжественно произнёс:
– Пока, товарищи космонавты.
Он всем по очереди протянул руку. Серёжик засмущался и стал торопливо стягивать варежку, потому что в ней прощаться не полагается. И Каштан терпеливо ждал, когда Серёжик снимет варежку, пришитую на тесёмке к рукаву пальтишка.
Алька вдруг подумал, что настоящим капитаном был сегодня всё-таки Каштан.
Друзья шагали по улице под заснеженными деревьями, и Алька размахивал пустой коробкой с мохнатыми котятами на крышке.
– Быстро как мы шоколад уплели! – гордо сказал Валерка. – Я ещё никогда столько сразу не ел. Думал сейчас, что помру.
– У меня медаль осталась, – сообщил Алька.
– А у меня слонёнок. Только он, наверно, подтаял в кармане.
Алька расстегнул пальто и пощупал карман.
– Медаль, кажется, тоже размягчилась.
– Пока домой идём, они совсем растают…
– Съедим? – нерешительно спросил Валерка.
Они переглянулись. Алька задумчиво сказал:
– Съедим уж…
Шоколад в карманах стал совсем мягким. Чтобы он затвердел, его пришлось сунуть в снег. Алька и Валерка сели на штакетник – ждать.
Алька вдруг нахмурился и предложил:
– Дай-ка, Валерка, я лучше у слона голову откушу. А медаль оставлю… Для Женьки оставлю.
– Правильно, – обрадовался Валерка. – Кусай. И передние лапы кусай. Ты правильно придумал.
– Конечно, правильно. Она ведь тоже с нами… летала.
– К Белому Гиганту, – вздохнул Валерка.
Потом они снова шагали по улице, и снег был синий от вечерних сумерек. А окна были жёлтые, светлые. В окнах шевелились мохнатые лапы ёлок.
На ёлках медленно кружились цветные шары, похожие на блестящие планеты.
Белые, красные, зелёные…
Соринка
Ветер жил в водосточной трубе старого двухэтажного дома. Он поселился там давно, когда труба ещё не была покрыта ржавчиной и вокруг стояла маленькая деревня, а не большой город.
От деревни только и остался этот один-единственный дом с кирпичным низом и бревенчатым верхом. Среди деревенских изб он был самым большим, а в городе оказался самым маленьким, если не считать газетных киосков.
Ветер, живущий в трубе, был тоже маленький. По сравнению с ветрами, которые летают над всей землёй и гнут большие деревья, это был просто уличный сквозняк. Алька звал его Шуршуном. потому что этот ветер, когда вылетал на улицу, сразу начинал шуршать по асфальту сухими листьями.
У Шуршуна был очень скверный характер. Наверное, от зависти. Шуршун завидовал большим ветрам. Он злился на своё бессилие и, чтобы на него обратили внимание, старался навредить людям. Вырывал из рук газеты, хлопал форточками, поднимал пыль в переулках. Но сил у него хватало всего на несколько минут.
Иногда, в холодную погоду, Шуршун выл в трубе от тоски и злости. Труба была дырявая, проржавевшая, и Шуршун мёрз в ней.
Алька прижимался щекой к трубе и слушал, как голосит противный ветер.
Приходила соседская девчонка Женька и тоже слушала.
Они оба не любили этот ветер. Однажды Шуршун залетел в открытое окно, хлопнул створкой и опрокинул пузырёк с тушью на чертёж старшей Алькиной сестры Марины, который лежал на подоконнике. Попало, конечно, Альке. А у Женьки Шуршун прошлым летом вырвал из рук голубой шар с нарисованным жёлтым цыплёнком. Было бы не обидно, если бы шар улетел к самому небу. Но Шуршун не хотел отдавать его ветрам, которые высоко-высоко передвигали горы белых облаков. Он ударил голубой шар с жёлтым цыплёнком о провода, и шар лопнул.
– Почему он такой вредный? – говорила Женька. – Прямо ужас какой вредный!
– Он как маленькая собачонка, – решил Алька. – Большие собаки всегда добрые, а маленькие только и хотят за ногу тяпнуть.
Алька и Женька, чтобы разозлить своего врага, по очереди кричали в трубу:
