Но каждое утро Веруха спускалась с лестницы целая и невредимая, и на лице у неё была глупая улыбка.
Прошёл ещё месяц, наступил июль, и скоро Альке должно было исполниться восемь лет. Он очень ждал этого дня. Так ждал, что даже меньше стал злиться на Веруху и обижаться на Игоря. И привык засыпать до его прихода.
Но за неделю до Алькиного дня рождения Игорь пришёл домой рано, в половине шестого. Алька был в другой комнате. Он слышал, как Игорь завёл с папой тихий разговор. Они говорили долго. И вдруг Игорь крикнул:
– Уеду! К чертям!
И снова заговорили тихо-тихо. И никто не подумал, как встревожился Алька. Уедет? Куда он уедет? Но спросить Алька не решился.
Игорь рано лёг спать.
– Слушай, – сказал Алька, садясь на край кровати. – Ты же обещал взять меня на ТЭЦ. Помнишь, где синие огни?
– Нет там, Алька, никаких огней, – устало ответил Игорь. – Огни бывают от сварки, а сваривать нечего. Не хватает арматуры…
И Алька удивился. Не потому, что нет арматуры. Алька даже и не знал точно, что это за штука. Он удивился голосу Игоря. Игорь говорил тихо и немного грустно, так же, как в тот раз, когда рассказывал Альке свою невесёлую тайну. Но разве сейчас тоже была тайна?
– Дурак я, Алька, – вдруг негромко заговорил Игорь. – И чего меня понесло в этот город? Мог бы уехать на Дальний Восток.
– Зачем? – испуганно сказал Алька.
– Работать. Наши ребята там работают. Тайга, океан… Представляешь?
– Представляю, – прошептал Алька, но представил не тайгу и океан, а дождливый вечер, жёлтые огни на стрелках и блестящие, сужающиеся рельсы, которые убегают в темноту…
«Не уезжай!» – хотел крикнуть Алька, но не мог, потому что в горле у него защекотало. Тогда он встал и пошёл из комнаты. Шёл и смотрел в пол. А Игорь не окликнул его…
Ночью печально гудели поезда. Алька понимал, о чём они гудят. Поезда прощались с городом. Они увозили людей, которые вдруг решили уехать далеко-далеко. Зачем? Кто их поймёт…
Солнечное утро не радовало Альку. Он всё думал про Игоря: уедет или не уедет? Пусть бы ходил каждый вечер с Верухой в кино, пусть бы ездил с ней на лодке! Пусть! Только бы не уезжал. Алька никак не мог понять, что случилось, и от этого ему было ещё хуже.
Он сел задом наперёд на стул, прислонился головой к спинке. Хоть бы пожалел его кто-нибудь…
Альку пожалела Марина. Он совсем и не ждал, а она подошла сзади, взяла его за плечи.
– Алька, ты чего?
Он удивился. Но всё равно не поднял головы и сказал:
– Ничего… А Игорь на работу пошёл?
– На работу, – ответила Марина.
– Весь день на работе, – вздохнул Алька. – А когда приходит, молчит и молчит. Он как будто больной.
– Нет, – сказала Марина. – Он не больной. Он поссорился.
– С кем?
– Ты ещё малыш, – начала Марина. – Ничего ещё ты не…
– С кем он поссорился? – со звоном в голосе сказал Алька и дёрнул плечом.
– С Верой… Но ты не говори, что это я сказала тебе.
– Кому мне говорить…
– На строительстве ТЭЦ не хватает железа…
– Я знаю, арматуры не хватает, – сказал Алька. – Ну и что?
– Ну и то… Комсомольцы после работы субботники устраивали, чтобы помочь стройке. Потом это железо увезли на завод, где работает Верин отец. Там должны были из железа эту самую арматуру для стройки сделать. Только не сделали. Истратили железо для других заказов.
– Ну и что? – снова спросил Алька.
– А строители попросили Игоря про это написать в газету. Вот он и пишет. А Верин отец узнал.
– У-у, – протянул Алька. – Это он истратил чужое железо?
– Нет, но он про это тоже знал. И не хочет, чтобы Игорь писал.
– И Веруха не хочет?
– Она говорит: «Пиши, только мы больше не знакомы».
«Ну и хорошо», – чуть не сказал Алька. Но подумал, что Игорю, наверное, совсем даже нехорошо, и промолчал. Потом он вспомнил Верухиного отца – дядю Васю, лысого, высокого, в очках. Всегда казался таким добрым, не ругался даже, когда в него мячом залепили. Притворялся, значит. А теперь из-за этого дяди Васи может уехать Игорь! Или, вернее, из-за Верухи, потому что поссорился с ней…
Алька медленно поднялся по лестнице. Нерешительно подошёл к двери. Долго стоял и разглядывал облупившуюся краску на дверной ручке.
Алька поднялся на цыпочках и надавил кнопку звонка. Он надавил её очень осторожно, а звонок за дверью всё равно загремел оглушительно.
– Не заперто! – услышал Алька голос Верухи.
Он вошёл. Веруха стояла перед большим зеркалом. Она в одной руке держала красную коробку с пудрой, в другой – кусок ваты. Пудрила нос.
– Ты зачем? – спросила она.
– Я… так, – выдохнул Алька:
– Ну, если так… пожалуйста. – Она даже не обернулась.
Алька открыл рот, взглянул на Веруху и… ничего не сказал. Не решился. Он подошёл к пианино. Крышка была откинута, и белые клавиши блестели, как тонкие бруски сливочного масла. Алька ткнул одну клавишу. В чёрном высоком пианино сразу громко откликнулась струна. Этот звук был похож на голоса ночных поездов.
– Вера… – боясь обернуться, тихо проговорил Алька. – Ты скажи, чтобы Игорь не уезжал…
Веруха молчала. Алька повернулся и увидел, что она стоит неподвижно с поднесённой к носу пудрой.
– Вера! – испуганно сказал Алька.
– Убирайтесь вы все! – вдруг крикнула она тонким голосом и бросила на пол коробку с пудрой.
Алька выскочил в коридор.
– Ненормальная! – крикнул он сквозь слезы. – Он всё равно напишет про железо!
В комнате клубилось белое облако.
Прошло четыре дня, а Игорь не уезжал. И даже не говорил об отъезде. Алькина тревога немного улеглась. Ведь нельзя же целыми днями думать о чём-то грустном. Тогда не останется времени ни на какие хорошие дела. А дел было много. И однажды под вечер Алька пошёл к Валерке, чтобы сшить из самодельного футбольного мяча боксёрские перчатки. Но к Валерке Алька не попал, потому что встретил Лапу. Лапа приехал из лагеря коричневый от загара, и лишь волосы стали ещё белее и всё так же торчали во все стороны.
– Алька! – обрадовался Лапа. – Здравствуй! Тебе привет от Мишки Русакова. Помнишь, толстый такой? А ты куда идёшь? Я тебя тыщу лет не видел…
Потом Лапа сказал, что идёт на вокзал собирать спичечные коробки для коллекции. Пассажиры едут со всех сторон, и коробки у них с наклейками, каких в этом городе никто даже и не видел.
– Наклейки – это чепуха, – сказал Алька. – Вот старинные монеты собирать – это да.
