– Какие поля? О чем ты говоришь? – он поморщил лоб. – Хотя…
– Что хотя? Ну-ка, давай вспоминай!
– Мне вчера что-то подобное снилось. М-м-м. Будто бы ты, я и…, – взгляд Кости остановился на вошедшей в класс Эвелине. – И кое-кто еще…
Он озадаченно смотрел на Тима.
– Ты хочешь сказать, что вчера ночью все было по-настоящему?
– А как же иначе?
– Ты, я и…, – снова повторил Костя. – Нет. Этого не может быть.
– Но было, – послышалось за ними.
Оба повернулись. Перед ними стояла Эвелина. Она с улыбкой оглядела мальчишек. Потом повернулась к Тиму.
– Извини меня за тот разговор. Меня будто собака укусила.
– А на самом деле кто? – спросил ничего не понимавший Костя.
– На самом деле муха, – пошутила Эвелина.
Они засмеялись. Эвелина протянула Тиму мизинец.
– Ну что – мир?
– Мир!
В класс вошел учитель, и все расселись по местам. Костя придвинулся к Тиму. В его руке была старая фотокарточка.
– Я тебе рассказывал про своего прадеда. Помнишь, который служил на железной дороге. Вот он. Эта фотография сделана перед тем злополучным рейсом.
Тим взял фотокарточку и обмер. На ней, рядом с большим паровозом, стояли Николай Переделкин, Кастет, Седовласый, машинист и кочегар. Тима не было видно, из-за плеча Кастета выглядывало его ухо.
– Случилась авария. Прадед не любил рассказывать о ней…
– Да, я знаю, – вырвалось у Тима.
С его лица слетела улыбка. Он стал мрачным и хмурым. Костя удивленно глянул на друга, но не принял его слова всерьез.
– После того случая прадеда сняли с должности и перевели в разнорабочие…
– Так он выжил? – воскликнул Тим. – Он остался жив?
– Конечно, – Костя внимательно посмотрел на Тима. – С тобой все в порядке?
– Да! – Тим схватил друга в охапку. – Он выжил! Ты понимаешь?
– Ты меня задушишь.
– Ничего страшного. Вы, Переделкины, и не из таких переделок выпутывались.
Учитель постучал указкой по доске.
– Эй, там, на Камчатке. Что за индейские пляски?
После уроков Тим провожал Эвелину. На улице ее ждал тот же автомобиль, только целый и невредимый.
– Как-нибудь погуляем? – спросила она.
– Обязательно!
Эвелина чмокнула его в щеку.
Прощальный поклон
Лифт остановился на семьдесят седьмом этаже. Из него вышел Вельзевей. За ним поигрывая мундштуком с сигареллой, в узком длинном платье семенила Изольда. Замыкали процессию два тяжеловеса-телохранителя.
В апартаментах царили бардак и разруха. Двери распахнуты, в стенах – дыры. Повсюду валялись груды обломанных веток. Утренний сквозняк перекатывал по полу белый оскалившийся череп. На прежнем месте остался только круглый стол, и на нем – ваза с еловой шишкой.
Зизи поморщила нос.
– Фи, как тут убого. Здесь жили людоеды? Ты мне не говорил, что в Москве живут людоеды.
– Не беспокойся дорогая. Мы все здесь поменяем. Эти жуткие стены и ковер – они всегда мне не нравились. Тут все будет так, как и подобает королям, и нас никто не столкнет с этой вершины. Мы будем выше всех.
Он остановился возле стола, на котором по заведенной Сципионом привычке спал Мурзымбей. Казалось, что с тех пор, как Вельзевей видел его в последний раз, кот даже не пошевелился. Вельзевей потрепал животное за ухом.
– Познакомься дорогая! Эта наша новая сторожевая собака.
– Но это кот! – возразила Зизи.
– По природе – да, – согласился с ней Вельзевей. – Но по натуре… Впрочем, ты когда-нибудь сможешь убедиться в этом сама. А сейчас я тебе кое-что покажу. Такого из нашего подвала ты бы никогда не увидела.
Он подошел к окну и раздвинул темные жалюзи.
– Я величайший из всех живущих на земле буду править отсюда землями и людьми, и никто больше не посмеет мне перечить. Никто и никогда.
К нему присоединилась Зизи. Они стояли и взирали на распростертый у их ног мегаполис. Они упивались этим зрелищем и своим триумфом.
– Я – Вельзевей Первый и Единственный властитель и хозяин этого города. Величайший и непобедимый. Преклоните колени и воздайте мне почести, – входил в роль Вельзевей.
Он был на седьмом небе от счастья и не замечал неуловимого, но с каждой минутой становившегося все более оживленным движения.
Будучи выброшенным из своего жилища, Сципион успел прихватить пачку черного порошка. Того самого, в котором лежала записка «Рассыпать в случае неудачи». Вылетая из «Гнезда», Сципион разорвал упаковку и обильно усыпал ее содержимым окрестности «Меркурия».
Посеянные семена дали всходы. Утром следующего дня они превратились в жуков скарабеев. С первыми лучами солнца они начали свое медленное, но настойчивое движение. Невзирая ни на какие препятствия, жуки устремились к башне. Каждый из них катил перед собой комок из того, что попадалось ему по пути. Грязь, пепел, жвачки, плевки и пятна машинного масла скатывались в упругие шарики, которые росли с каждым шагом целеустремленных насекомых.
Вначале разрозненные одиночки, они собирались в группы, и, приблизившись к башне, превратились в настоящие колонны. У главного входа образовалась давка. Плотная масса жуков шла напролом. Ее не могло остановить ничто. Мраморный пол вестибюля «Меркурия» почернел от тысяч и тысяч насекомых. Из башни бежали испуганные люди.
– Кошмар! – кричали они. – Конец света!
Скарабеи устремились на семьдесят седьмой этаж. Ими кишели лифты и лестницы, проходы и вентиляционные шахты. Им не хватало места внутри и они двигались снаружи башни. Их клевали птицы, сбрасывал ветер, но жуки поднимались и снова устремлялись наверх.
Проникнув в «Гнездо», они забирались на стол, потом – на вазу, где вокруг еловой шишки складывали свои комочки. Гора шариков росла. Вскоре она поглотила и шишку, и саму вазу.
Всегда спокойный Мурзымбей поднял голову и оглядел громоздящуюся перед ним гору катышков. Его реакция была молниеносной как никогда. Оттолкнувшись хвостом, он свалился под стол и откатился в безопасное место.
Вельзевей потянул носом воздух.
– Дорогая, тебе не кажется, что здесь чем-то пахнет?
Они обернулись.
***
Поезд шел на Вологду. Московские пригороды давно остались позади. На одном из полустанков состав затормозил. Оставив в вагоне Селену и Воронов, Сципион вышел на перрон.
Ненавистный ему город остался позади. Там среди шпилей и высоток блестела золотыми гранями башня «Меркурий». В прощальном движении Сципион поднял руку.
