– Я…, – Тим не знал, что ответить. – Я еще учусь.
– Послушник, значит. Понятно. Я и смотрю, что ты какой-то не от мира сего. И одёжа на тебе непотребная, и сам весь расхристанный. Сказывай, как житье-бытье на Москве? Велик ли город? Проводят ли как прежде на площади смотр дружины? Как поживает патриарх? Здоров ли?
– Живем хорошо. Не жалуемся, – ответил Тим. – Москва – город очень большой. Много людей и машин. Даже слишком много. Бывает и не протолкнуться. Кинотеатры, магазины – всего за неделю не обойдешь. Смотр войск бывает раз в году – на параде. А патриарх жив-здоров… наверно.
– Приятно благие вести с родимой стороны слышать. А теперь скажи, чего ты на южном кордоне делал, чего искал? Может кого-нибудь видел?
– Двух богатырей.
– Что же они делали?
– Ругались. Делили между собой… меня. Потом дрались.
– Дрались, – в голосе князя послышалось разочарование. – Раньше каждому из них одного удара хватало, чтобы свалить другого. А нынче… Да, не те уж богатыри. Зачем же к нам пожаловал?
– Я ищу… м-м-м…
– Говори, ничего не скрывай от князя!
– Врата у железного шлема, – выпалил Тим.
Князь нахмурился.
– Зачем они тебе понадобились?
Тим не успел ответить. В углу зала распахнулась потайная дверь, и из нее выбежала княжна. Ее щеки пылали, глаза горели огнем. Оттолкнув красным сапожком дьяка, она подступила к отцу.
– Видеть больше его не могу! Прикажи – пусть не таскается за мной как банный лист. Не то я…, – Репеина в бешенстве потрясла кулачками.
– Дочь моя, – сдвинул брови князь. – Ты видишь – я занят. Зайди позже, тогда и поговорим.
– Я знаю, батюшка, что вы с ним заодно, – не унималась девушка и указала рукой на появившегося следом за ней статного мужчину.
Тот был настолько велик, что едва протиснулся в потайную дверь. Его взгляд был спокоен и холоден. Широко расставленные ноги как монолиты стояли на полу.
– Так, знайте! – продолжала Репеина. – Не бывать этому – я лучше умру, чем выйду за него. Я не знаю, что сделаю…
Княжна почти визжала. Она была не в себе от злости. Князь хорошо знал вспыльчивый нрав своей дочери и поэтому остался равнодушен к ее крикам.
– Успокойся, дитя моё. Тебе нужно отдохнуть. Пусть Малюта проводит тебя в твою светлицу, а потом мы с тобой поговорим…
– Сколько уже говорено, батюшка! Ты не желаешь меня слушать! А раз так, то пеняй на себя!
Черная коса рассекла воздух, и девушка вылетела за порог. Князь и Малюта понимающе переглянулись. Малюта склонился в низком поклоне, без которого, впрочем, не смог бы пройти в дверь, и вышел.
Князь со вздохом обратился к Тиму.
– Не обращай внимания. Она у меня одна. Мать умерла, когда дочке было три года. А из меня какой воспитатель? Но уж тут ничего не исправишь, – его глаза засияли необычайным дружелюбием. – Мне приятно видеть в моем доме человека из родных краев. Будь моим гостем, отдохни с дороги и приходи к обеду отпотчевать с нами. Потом поговорим о твоих Вратах. Охрана! Эй, кто там? Проводите Тимофея. Да найдите ему новое платье, чтобы все было по чину.
Князь протянул ему руку. Тим хотел пожать ее, но вовремя остановился и в нерешительности огляделся по сторонам. Он не знал, что должен делать. Дьяк за спиной князя дьяк делал знаки. «Поцелуй и кланяйся», – прочитал Тим по губам. Неловко прильнув носом к княжеской длани и сделав что-то вроде реверанса, он отступил назад и, не зная зачем, произнес.
– Всемилостивейше благодарствую!
Князь поморщил лоб, а дьяк ткнулся лицом в дощечку, стараясь не расхохотаться.
Тим в сопровождении стрельца вышел из зала, и взгляд князя сразу стал жестким и колючим.
– Пиши письмо, – приказал он к дьяку. – Да не на этой мракобесной машине, а на бумаге белолистной. Письмо моему брату – в Суздаль. Пусть ответит, про беглого послушника Тимофея Сваргина или как его там.
– Так вы же говорили, что…
– Мало ли что я говорил, морда твоя прописная, – прикрикнул князь. – Была бы у тебя голова на плечах, то должен был уразуметь – лгал он мне. Лгал и не моргал. «Москва – большой город». Да есть ли города более, чем Суздаль да Киев? Еще в позапрошлом году на Боровицком холме едва двадцать дворов насчитали. Площади там отродясь не бывало. Про митрополита и говорить нечего – он даже не ведает, где находится это захолустье – Москва. Теперь понял? Лгал он, как все лгут. И ты тоже лжешь, бумагомаратель! Ухх! – князь замахнулся.
– Что ты, княже! Ни единым словом! – запричитал дьяк, вжимая голову в плечи.
На этот раз князь смилостивился.
– Пиши далее, холоп!
Когда письмо было окончено, князь велел запечатать его. В еще мягкий сургуч вложил голубиное перо – знак особой важности и срочности. Письмо отдали гонцу, а князь продолжил.
– Теперь пиши указ. «Повелеваю, первое – в ознаменование третьего года моего княжения во граде Аркаиме милостиво соизволяю сделать всем послабление в уплате подати на семь копеек с души»…
– Вот это доброе дело, княже! – обрадовался Акинф. – Народ тебе этого во век не забудет.
– Молчи, прыщ! «Второе, всем работным людям поднять мзду за пользование»…, м-м-м, за что же взять, – князь потер лоб. – Ага, вот так! «… поднять мзду за пользование городскими дорогами и печным огнем на двадцать копеек. Точка. Подпись». Написал? Дай сюда!
– И этого народ тебе тоже не забудет, – процедил сквозь зубы Акинф.
– Чего ты там шепчешь, буквоед? – рыкнул князь. – Вот я тебя!… – а потом словно что-то вспомнил. – Живо сыщи этого Тимофея-московитянина и глаз с него не своди. Головой отвечаешь!
– Слушаюсь, – дьяк с поклоном выскочил за дверь.
***
Тим в сопровождении княжеского стрельца шагал по коридорам, когда дверь рядом с ними распахнулась, и из нее выскочила Репеина. Она кричала тому, кто остался в комнате.
– Вон отсюда! И чтобы духу твоего здесь не было!
Тим и стрелец замерли, но из комнаты никто не выходил.
– Вон! – снова выкрикнула Репеина и только теперь увидела Тима.
Мгновение она о чем-то думала, а потом схватила Тима под руку и потянула за собой. Стрелец подал голос.
– Барыня, мне приказано…
– Пошел вон! – огрызнулась княжна.
Она затащила Тима в комнату, и тот увидел, к кому относились ее слова. Чуть не доставая головой расписного потолка, там стоял Малюта. Его широкая фигура заслоняла половину стены, но девушка будто не замечала его. Она усадила Тима на лавку, и сама села рядом. Малюта остался позади них.
– Скажите, вы издалека? – проворковала Репеина, заглядывая Тиму в глаза.
