Из надежнейшего непромокаемого чехла, на всякий случай упакованного еще в кучу пакетов, Оля достала затрепанную книжечку о канале имени Москвы и, держа ее подальше от воды, начала листать. Книжечка была у нее настолько настольной, насколько можно иметь что-то настольное при полном отсутствии стола.
Стилистика книжечки была примерно такая:
«На четвертом километре у пересечения канала с р. Сестрой дамбы возведены путем намыва песка и супесей из местных карьеров. Высота сестринских дамб достигает 18 м (от дна канала) при напоре 9,0 м. Для предупреждения фильтрации из канала и разрушения его откосов по профилю канала устроен суглинистый экран с пригрузкой слоем песка и укреплением откосов каменной наброской по слою гравия».
У любого нормального человека такой абзац замкнул бы сознание. Оля, однако, испытывала исключительное удовольствие – и как созерцатель, и как первооткрыватель, и еще не пойми как кто. И наконец, было просто полезно знать, что ты сможешь найти на дне.
«Ага! Гидроузел номер два! Первая ступень подъема канала!» – самодовольно подумала Оля, когда баржа с песком заплыла в однокамерный шлюз. Загудели насосы, и вместе с перекачиваемой водой баржа поднялась на шесть метров.
От гидроузла № 2 до следующей ступени подъема – гидроузла № 3 – начался «длинный бьеф». Значение слова Оля понимала приблизительно, но почему-то оно ассоциировалось у нее с Голландией. Длинный, 43-километровый участок с редкими обслуживающими сооружениями. Для разъезда и стоянки барж устроено пять площадок-уширений, одним из которых стало Татищевское озеро.
Местность по берегам шла сложная, пересеченная – бугры, болота, поймы. Сквозь эти бугры и болотца канал пробивался частью в выемках, частью в насыпях, а кое-где и в полувыемке-полунасыпи с дамбами различного типа: намывными на иловых грунтах, намывными на торфяном основании с торфяным ядром, из песка, торфяными с песчаной пригрузкой из суглинка.
«Какие вкусные слова!» – думала Оля, смакуя их.
Дальше канал прошел через Яхрому и Икшу, и после гидроузла № 6 баржа с песком приплыла в царство пяти земляных плотин: Икшинской – с севера, Химкинской – с юга, Пестовской, Пяловской, Акуловской и Пироговской – с востока.
С этого же места началась бешеная и непредсказуемая пляска ворот. Ворота под № 108 разграничивали Икшинское водохранилище с Пестовским и Пяловским. Ворота № 114 были воротами Клязьминского водохранилища. И, наконец, заветные ворота № 121 отделяли Клязьминское водохранилище от Химкинского и от глубокой выемки канала.
Здесь Оля рассталась с баржей и поплыла к воротам № 73, отделявшим Химкинское водохранилище от канала. Дальше она действовала быстро и четко, не позволяя себе сомневаться. Огляделась. Во многих местах на поверхности водохранилища скучивались лодки и катера. Тарахтели моторы. Крепкое суденышко с краном стояло на якоре ниже по течению. Кто-то кричал в рупор, и голос его, дробясь, рассыпался. Порой какое-то слово доносилось хорошо, округло, громко, но другие слова совершенно терялись и смысл был неясен. Оля спрятала Амфибрахия в круглой трубе на противоположном берегу, подальше от ведьмарей. Амфибрахий немедленно принялся смешно отряхиваться и чесаться задними ластами.
Оля переплыла реку. Ей было тоскливо. Хотелось вернуться. Порой она ощущала свое тело словно со стороны и сама себе удивлялась.
«А вдруг они и меня схватят, и Витяру не отпустят?» – думала она.
Однако на берегу все оказалось не так уж и ужасно. Под зонтиком на складном стульчике сидел капризный старичок Дионисий Тигранович. На Олю он смотрел с укором, точно дальний родственник, не поздравленный с днем рождения. Рядом с ним в чужом свитере и в кроссовках на босу ногу стоял добравшийся сюда раньше Оли Гамов. Здесь же был и невысокий, быстрый в движениях человек с лицом приятным, но вздрагивающим и постоянно меняющим форму, словно его сдувало ветром. Эта неуловимая рябь лица беспокоила Олю, и она боялась на него лишний раз посмотреть.
– Где Витяра? – спросила Оля у Гамова.
Переадресовывая вопрос, Гамов молча ткнул пальцем в Белдо.
– Спит! – сказал Дионисий Тигранович с таким трепетом в голосе, будто весь день стоял на цыпочках рядом с диваном и, оберегая его сон, напевал колыбельную.
– Отпустите его! – потребовала Оля. – Разбудите и отпустите!
Старичок со знакомым ей по больнице выражением начал привставать, собираясь бесконечно болтать, но мужчина с лицом медузы нетерпеливо оскалился. Белдо заметил это и притих.
– Да, – сказал он. – Его отпустят. С ним все замечательно! Чудесный мальчик, прекрасное здоровье! Но сам, увы, дойти не сможет!.. Магда ужасная женщина. Там, где нужно вскрыть сейф сознания бережно, она… Ладно, ладно! Я пошлю Птаха! Он отвезет Витяру в ШНыр.
Гаю хотелось отправить Олю в воду немедленно, однако она еще около двух часов ждала, пока Витяра будет доставлен в ШНыр. Чтобы ускорить процесс, Долбушин устроил так, что автобус Птаха сопровождали две машины с мигалками, однако обе они отстали, попав в аварию. Когда Птах спешил, никакие мигалки за ним угнаться не могли.
Дожидаясь, Оля куталась в плед и пила чай из личного термоса Лианы.
– Бутерброд? – предлагала Лиана.
Оля не отказывалась. Гай, поначалу смотревший на Олю довольно злобно, под конец остыл и усмехнулся. Белдо переминался с ножки на ножку, или уж скорее с лапки на лапку – так он был похож на кота. Ему хотелось спросить у Оли про цветок, но мешали Гай, Долбушин и Тилль, и потому он мялся и ерзал.
Наконец Птах позвонил на телефон Лианы и попросил передать трубку хозяину.
– Я на месте! У ворот сами-знаете-чего. Прибыл то есть, – сообщил он.
– И? – нетерпеливо пискнул Белдо.
– Правая шаровая накрылась, – сказал Птах. – Поле все в колдобинах.
Дионисий Тигранович пискнул еще нетерпеливее.
– А, да! – продолжал Птах. – Парня отдал… Хорошо его довез, культурно, старался не трясти. Кузепыч его принял и старушка такая… не помню, как зовут… в столовой работает!.. Рассердились, конечно, поначалу – но я-то чего? Мне велели отвезти – я и отвез. Вот тут поговорить с вами хотят!
Птах передал кому-то трубку, и динамик взорвался звуками. Старичок попытался вставить что-то примирительное, но ему и пикнуть не дали.
– Вот такие вот они! Грубые, нечуткие люди! А я вынужден все это выслушивать!.. – пожаловался он, зажимая динамик пальцем.
Гай подошел и остановился напротив Оли. Оля вскинула было на него глаза, но не выдержала взгляда. Он был не таким уж страшным, но каким-то раздвоенным, точно за человеческой сущностью таилась иная, мертвенная и ненавидящая сущность.
– Мы выполнили нашу часть сделки! – сказал Гай негромко и чуть дернул подбородком.
В руку ему тотчас была вложена карта. И еще один рисунок, более подробный и совершенный, чем рисунок Дайни.
– Бетонный колодец! Здесь и здесь мы установили прожекторы… Вот снимки колодца изнутри. До этого места все просматривается. А тебе надо сюда!
