Ирина и Оля решили продлить южное удовольствие, и поэтому они всячески пытались удобно устроиться в самом лагере, но для этого нужно было идти на компромисс с любовным сюжетом, что для них совершенно не подходило. Саша и Женя стащили ватные матрасы из лагеря, они предлагали девушкам устроиться вчетвером. Но бдительные местные легионеры обнаружили множество пропаж кроватей и матрасов, и нам грозил очередной карательный набег. Сладкая затея с мягкими матрасами провалилась, и обе стороны были разочарованы тем, что проблему нельзя решить положительно с индивидуальной выгодой для всех четверых. Я стоял на краю бурого обрыва и с печалью смотрел на ненавистный мне лагерь, в нем я нашел свою любовь и в нем я потерял Анжелу. Что-то блеснуло в моих глазах, и я быстро перевел свой взгляд в голубой спектр моря, там я увидел уплывающий белый парус. Он медленно исчезал за линией горизонта, а вслед за ним тянулся золотой блеск, словно на его борту было похищенное золотое руно. – Все, с меня хватит, я не хочу больше жить, как беженец в чужом и красивом городе, – подумал я. Частично сохранив диктаторское достоинство, я был готов на любое изгнание, лишь бы уйти из этих мест, где все дышало потерянной мной Анжелой. Совет аргонавтов вынес два решения, держать оборону на «Марсе» и ссылка диктатора, разуверившегося в южной компании, на отдаленный остров с тремя верными спутницами.
Самым ранним утром, когда солнце еще только выглядывает из-за дальних гор, «диктаторский обоз» двинулся прочь от лагеря, к моему удивлению, к нему примкнуло несколько разрозненных навоевавшихся отрядов, которые опасались мести легионеров. И в который раз прибрежная галька, как погремушка, предательски трещала под нашими ногами, отчего спящие на надувных матрасах нудисты поднимали сонные головы и недружелюбно смотрели нам вслед. Когда мы значительно отдалились от шумного лагеря «МЭИ», мой диктаторский глаз, прищурившись, начал искать тихий и неприметный остров. Обследовав налегке незнакомые горы, я выбрал одну двухступенчатую площадку, на которой росли невысокие молодые сосны. На одной площадке на сухой земле лежали крупные плоские камни, пригодные для нашего походного очага, и на обеих площадках были свободные места для палаток. Единственным неудобством был крутой подъем, да к тому же узкая тропинка шла вверх под острым углом, отчего нам приходилось балансировать между колючей сухой травой и скользким обрывом. На узкой верхней площадке я установил свою одинокую палатку, рядом расположились мои спутницы в своем оранжевом шатре, а на нижней, более широкой ступени расположился Семеныч в своей палатке и наши бывшие соседи, с которыми мы жили на «Марсе». Дмитрий и Игорь были любознательными ребятами, искавшими для себя культурных и невероятных приключений в лагере «МЭИ». Место, которое я выбрал, находилось ближе к пионерскому лагерю «Павлик Морозов», и там мы набирали пресную воду из питьевого фонтанчика. Дорога в пионерский лагерь шла через пологие уменьшающиеся горки, на которых росли раскидистые ивы, сосны и молодые дубки. Единственное, что портило наш зеленый ландшафт, так это электрические провода и сухие серые столбы.
Утро на новом месте приятно поразило меня, словно я оказался на неведомом мне материке и я почувствовал, что что-то тяжелое и болезненное осталось там, на «Марсе» в остроконечных, как пики, кипарисах. И моя вынужденная ссылка начинала принимать новые очертанья неведомого мне мира. Море больше не манило мой взгляд, оно стало для меня чистым голубым холстом, который требовал от меня новых воображаемых картин. Зеленая стена сосен закрывала от меня море, как театральный занавес, и мне совершенно не хотелось вставать с бывшего диктаторского ложа. Семеныч с озабоченным видом и с канистрами в руках отправился в пионерский лагерь, девушки, проснувшись, расчесывали свои волосы, Дмитрий и Игорь ходили по склону зеленой горы, собирая сухие дрова. Довольный тихим утром, я с удовольствием обозревал лагерь с бывшего диктаторского ложа, рядом со мной, был аккуратно выложен из камней хороший очаг, и я чувствовал, что все возвращается на круги своя. Но в глубине души штормовые отголоски моих чувств все еще заставляли вздрагивать мое обманутое сердце, и поэтому иногда я все же прислушивался к внутренним колебаниям в моей груди. И все же я был доволен, что нахожусь в прекрасной дали от шумного лагеря, придвинув ложе к густым кустам, я спрятался в тень, жизнь снова текла размеренно и благородно.
Девушки сварили рисовую кашу и заправили ее свиной тушенкой, а Семеныч заварил всем чай. После сытного завтрака весь лагерь наполнился сонной тишиной. И все почувствовали, как наша отдаленность от студенческого лагеря вернула нам независимость и достоинство, и индивидуальность каждого стала выделяться гораздо полнее, обнажая новые свойства души всем знакомого человека. Я снова читал о Сократе и старался глубже войти в его мудрые изреченья, от походной жизни в книге, уголки листов, словно носы восточной обуви, закруглились вверх. Я лежал на ложе и созерцал участок дороги, пытаясь понять философский смысл беседы, которую вел Сократ с очередным оппонентом. Я видел мелькающие ноги девушек, они уходили на пляж, вслед за ними удалился и Семеныч с небольшой спортивной сумкой, Дмитрий и Игорь обросли масками и ластами и отправились на ловлю ракушек. И вот я остался совершенно один на своем зеленом острове, мои чувства, словно маленькие ростки, стали пробиваться к поверхности души сквозь мудрые изреченья. Но я мужественно сопротивлялся и, обманывая самого себя, продолжал бесполезное чтенье. Дневные часы, как песок в стеклянной колбе, незаметно истекли, и жаркое солнце, поранившись об острые горы, еще долго освещало часть неба и часть моря. Я пил крепкий чай с печеньем и смотрел на огненные трещины между темных камней. Неожиданно синяя ночная бабочка влетела в ту самую трещину, куда я так пристально смотрел, угли костра накинули на нее красную мантию, и она мгновенно исчезла. Допив чай, я удобно устроился на ложе, на нашем острове царила ночная тишина, и только хор цикад звучал на чернеющих склонах гор. Все ушли на дискотеку, и возвращение могло растянуться на всю ночь. Но я никого не ждал, подложив руки под голову, я смотрел на крупные расплывчатые звезды, затонувшие в темно-синем небе. Мне вдруг захотелось достать звездные жемчужины с глубины небес, и я осторожно потянулся к ним рукой, далекий свет звезд манил и завораживал, и я, отвергнув глупую затею, стал с восхищением рассматривать созвездья. Нежный и красивый силуэт Анжелы, весело ступая по звездной дорожке, тихо спустился ко мне и распахнул мою душу. И из моей груди вылетели маленькие огоньки. Анжела кружилась, словно в танце и собирала мои огоньки в букет, когда она собрала все, то убежала по звездной дорожке на темно-синее небо. Очнувшись, я глубоко вздохнул, я думал о том, что не написал ни одной поэтической строчки, и чувствовал себя немного должником в легендарном алуштинском краю. Я думал о том, что отдых слишком затянулся, превратившись для меня в пытку. Зачем мы приехали сюда, что мы хотели найти здесь, какие великие иллюзии лелеяли мы в душе своей, золотое руно похищено, а разрозненные отряды аргонавтов были разлучены жестокой рукой судьбы и разбросаны по побережью. Хор цикад медленно окружал мой остров, на какое-то мгновенье мне показалось, что никто не придет, плотный круг моих мыслей создал некое заколдованное пространство, в которое никто не мог проникнуть, кроме моей Анжелы. Насмотревшись на звезды, я тихо закрыл глаза, мое чуткое ухо уловило девичьи голоса и шорохи веток. Девушки устало и мягко поднялись на площадку.
