– Я говорила тебе, а ты не верила. Ну вот, ты и сама убедилась, – уверенный голос Ирины вдруг как-то по-новому зазвучал для меня на диктаторском острове. – Здравствуйте, – окинув взглядом девушек, утвердительно произнесла Ирина, – Виктор, у меня к тебе просьба, пожалуйста, принеси наши сумки из лагеря, я очень тебя прошу.
Вначале я почувствовал себя оскорбленным, была задета моя диктаторская честь, чтобы меня использовали в качестве вьючного животного, да как посмели они обратиться ко мне с подобной просьбой, моя воображаемая стража уже сбрасывала девушек с горы, а я, повернувшись к ним спиной, воинственной рукой набросил на царственное плечо пурпурную полу моего плаща. Но, немного поразмыслив, я понял, что мне вновь хочется увидеть все те волнительные места лагеря, где я встретил Анжелу.
– Всего две сумки, – сказал я, описывая руками круг предполагаемой мной внушительной ноши.
– Нет, они небольшие, – сказала Ирина.
– А впрочем, в мире нет чудес, сколь волка ни корми, он смотрит в лес, – вспомнив Анжелу, сказал я.
– Виктор, ты поможешь или нет? – настойчиво спросила Ирина.
– Дай мне свою загорелую руку, Ирина. Ну вот, – тряся ей руку, говорил я. – Поздравляю вас, сделка состоялась. Прощай, Семеныч, – заключил я.
Покидая диктаторский остров, я, не оборачиваясь, махал высоко поднятой рукой, спускаясь первым по скользкой тропе, я держал за руку Ирину, а она держала за руку Олю. Ирина, побаиваясь падения, иногда крепко сжимала мою руку, и я шутливо отвечал ей тем же. Внизу узкая тропа оканчивалась обрывом, спрыгнув на горячую гальку, я снял девушек, словно маленьких детей. Зеленое море тихо наплывало на камни, влажный запах ракушек и морских водорослей проникал в мои ноздри, чайки, словно белые брови, парили в бесцветном небе. Ничего не изменилось, подумал я, вглядываясь в зеленоватые волны, чем ближе мы подходили к лагерю, тем больше я испытывал необъяснимое волнение. Когда я ступил на жесткий бетонный берег, то почувствовал себя словно голым человеком, который должен был выступать перед толпой зевак, но, взяв себя в руки, я гордо зашагал, пряча глаза в спасительном море. Но когда мы вошли в лагерь, я внезапно ощутил, как что-то заклокотало у меня в груди и мои глаза сами устремились к погубившему меня домику.
– Что с тобой, Виктор, тебе нехорошо? – спросила удивленная Ирина.
– Нет, все нормально, все так и должно было быть.
– Что должно?
– Ничего.
А вот и площадь, здесь был карнавал, и я смотрел в ее красивые глаза, вдыхал запах ее густых волос, держал в руках ее плечи, целовал ее губы, мгновенье – и от яркого воспоминанья слезы брызнули из моих глаз, я быстро кинулся к спасительному фонтанчику. О, с каким наслажденьем я умывал свое лицо, смывая нескончаемые слезы, но меня не покидало ощущение, что Анжела стоит рядом и смотрит на меня. Закрыв мокрое лицо руками, я беспомощно шептал:
– Господи, да что же ты творишь со мной, Анжела!
– Виктор, может у тебя солнечный удар? – спросила Ирина.
– Нет, мне просто очень, очень жарко.
Напившись воды, я чувствовал, как продолжает гореть мое лицо. Пошатываясь, я поднялся к палатке и остановился в тени кипарисов, Анжела продолжала стоять у меня за спиной, и ожидание сумок показалось мне вечностью. Обратный путь напоминал мне бегство от тяжелых для моего сердца воспоминаний, и я действительно хотел поскорее уйти. Как только мы сошли с бетонного берега, я почувствовал, как сила, что сломила меня на площади, стала ослабевать, и притяжение горячей земли вновь спасло удаляющегося поверженного диктатора. Крепко сжимая ручки тяжелых сумок, я, стискивая зубы, чувствовал, как освобождаюсь от нахлынувших воспоминаний, я смотрел прямо перед собой и старался быть жестким к самому себе. Прибрежные нудисты, словно сонные тюлени, переворачивались на надувных матрасах, все они были черны и раскованны в своих позах. Ирина, шагая впереди меня, с презрительной усмешкой провожала все эти картины, а Оля с затаенным интересом разглядывала крепкие мужские тела.
– Виктор, давай к нам, – смеясь, крикнул Олег, – и девчонок веди, а то ты совсем от нас отбился.
– Сейчас, только вещи отнесу, – ответил я.
– Ты, правда, к ним присоединишься? – спросила удивленная Ирина.
– Конечно, нет, это я так, пошутил.
Преодолев диктаторский вал моего острова, я опустил тяжелые сумки на землю, после чего, применив силу, затащил наверх Ирину и Олю, словно они являлись моими пленницами. Восхождение оказалось забавным, я быстрыми рывками поднимался по горе, а Ирина и Оля, вцепившись в меня, как балерины, мелкими и быстрыми шажками покрывали расстояния на узкой тропе. Когда сумки девушек оказались на диктаторской площадке, они принялись обживать брезентовый домик. Скинув с мокрых плеч сырую майку, я попросил Галю полить мне на ладони воды. Умывшись, я лег на сухое ложе и стал созерцать зеленые сосновые кисти. Вечером всех снова охватила эпидемия исчезновений, отчего опустевший диктаторский остров вновь доказал мне, что в ссылке находилось только тело, но не моя израненная душа, и тем же подтверждением была дневная прогулка. Усевшись на ложе, я крепко сжал металлические трубки кровати через брезент, пытаясь взять себя в руки, но даже и это сжатие явилось еще одним воспоминанием, бережно сохраненным в моем пронзительно памятливом мозгу. О, пора, наконец, забыть то, что невозможно вернуть, отчаянно твердил я и чувствовал всей своей душой, что должен отсечь что-то немыслимо дорогое. Заломив руки за голову, я улегся на спину и безнадежно вытянул свое ссыльное тело во всю длину. Мой взгляд бродил по ночному небу, неожиданно для самого себя я вдруг начал соединять неизвестные мне созвездья. Словно я являлся тем первым звездочетом, который придумывал названья неизвестным скопленьям звезд, мечтая пронзить вселенную, он, наверное, очень хотел попасть на какую-нибудь красивую звезду. Но мои немыслимые сочетания звезд не укладывались ни в какие рамки, мои дикие и отчаянные фантазии постепенно успокоились, и вот тогда, словно прозрение, одно из ярких скоплений звезд соединилось в красивое лицо Анжелы. Оно торжествующе повисло надо мной, что я сразу понял, что от видения не убежать. Глаза огромного красивого лица посылали яркие лучи на мою ничтожно маленькую на горе площадку, холод переливающихся лучей обжигал мне лицо, я пытался не смотреть, но не мог, множество лиц, улыбающихся, насмехающихся, высокомерных и откровенно хохочущих, запрыгали у меня перед глазами, все они исходили от холодного неизменчивого лица Анжелы. Я тяжело вздохнул и неожиданно почувствовал жгучую слезу, бегущую по дрожащей щеке, и тогда в каком-то сладостном порыве душевного изнеможения я рванулся к небу. И чья-то магическая рука с порывом южного ветра похитила мою жгучую слезу и унесла ее к лицу Анжелы, словно дорогое украшение.
Утро, как всегда, было ярким и восхитительным, маня прозрачностью зеленоватого моря и белыми гребешками бегущих волн. Не знаю, каким чудом, но прошедшей мучительной ночью моя душа, несущаяся по волнам чувств, наконец, причалила к спасительному берегу. И мне снова захотелось жить на этой земле, несмотря на то, что я потерял Анжелу.
