– Виктор, ты можешь сделать несколько снимков в цветочном парке и на море, – как бы невзначай спросила она.
– Несколько снимков, в цветочном парке, на море, в горах и в самолете?
– Нет, в самолете нам не надо, – смеясь, сказала Ирина.
– Это можно попробовать, – не осознав всю тонкость игры, шутя, согласился я.
Одетый в одни красные шорты, я шел по побережью и вглядывался в голубые волны, на моем загорелом плече висел, поскрипывая, кожаный ремешок фотоаппарата «Любитель», плотный чехол которого я придерживал рукой. В отличие от моего скромного костюма, девушки ярко оделись. Пройдя нудистский пляж, я ступил на бетонный берег «МЭИ» и с удивлением для самого себя отметил то, что не испытал никакого внутреннего содрогания души. Очевидно, ночная гроза очистила не только горы и берега, но и мою израненную душу, притяжение мест, где находилась Анжела, ослабло. Я смотрел вокруг несколько опустошенным взглядом, домики вновь стали просто домиками, и лишь высокие кипарисы хранили гордое молчанье. Обойдя спортивные площадки, мы поднялись по бетонным ступеням в небольшой цветочный парк.
– Здравствуй, Леночка, – разводя руки в стороны, воскликнула Ирина.
– Привет, – широко улыбаясь, ответила девушка.
Одетая в синий раздельный купальник, она изящно повернулась в нашу сторону, демонстрируя загорелые стройные ноги. Ирина, перехватив мой взгляд, быстро отвела девушку в сторону, и между ними состоялся короткий деликатный разговор. После чего Ирина сняла с моего плеча фотоаппарат и передала его Лене. Девушка ловко раскрыла молнию, и ее тонкие пальцы извлекли из чехла черный аппарат фотографической памяти.
Я сел на бетонный бордюр и, утвердив локти на колени, тупо уставился в блестящий объектив. Ирина встала слева от меня и с недовольным видом положила мне руку на плечо, а Оля, выпрямившись, стояла справа и с простодушным видом слегка сжимала мне правое плечо, за нашими спинами шла бетонная лестница, а вокруг нас росли ромашки. Девушка, как оказалось, что-то понимала в фотоделе, поэтому она самостоятельно установила все значения и, забавно почесав ногу ногой, сделала этот шаблонный снимок.
– Виктор, а пленка у тебя цветная? – забирая фотоаппарат у Лены, спросила Ирина.
– Вот с этого и надо было начинать, как тебе сказать, она да такой степени цветная, что в ней расплываются все цвета, – иронизировал я.
– Так, что же ты не сказал, я надела эти штаны в крупный горошек, и, вообще, мы старались как-то ярко, то-то, я гляжу, ты в одних шортах пошел, – возмущалась Ирина.
– Зато какие контрасты, какофония черно-белого цвета, игра теней. Бедные ромашки, – запричитал я.
– Почему бедные? – спросила Оля.
– Они ведь тоже не знают, что пленка черно-белая, посмотрите, как они опустили свои белые лепестки, – сказал я и быстро отбежал в сторону.
– Ну, Виктор, – смеясь, сказала Ирина и пригрозила мне пальцем.
Когда мы вернулись на диктаторский остров, Ирина, завладев моим фотоаппаратом, унесла его в неведомое мне место, туда же отправились и их яркие одежды.
– Виктор, ты абсолютно белый, – с негодованием заговорила Ирина, – неужели таким ты хочешь вернуться домой.
– А что в этом плохого? – спросил я.
– И не перебивай меня, и мне совершенно непонятно, как ты, такой крепкий мужчина и не ходишь каждый день плавать. Ты совершенно не умеешь отдыхать, и с этим будет покончено сегодня же. Ты меня слышишь?
– О, да, моя госпожа, – низко кланяясь, ответил я.
Я позволял Ирине манипулировать собой, надеясь на то, что она, может быть, выведет меня из лабиринта под названием Анжела. Да будет благословен тот первый день, когда, обуреваемый южными страстями, я, словно с живым существом, слился с забытым мной морем, какое наслаждение испытал я тогда, какой всплеск радости осветил мою душу. Я шел по бетонному пирсу и с волнением смотрел, как зеленовато-синее море, раскачиваясь, манит меня в свои глубины. И вновь испытав забытые чувства, я сожалением понял, что с того дня прошло слишком много времени. Я скинул свои грешные шорты и, очарованный прозрачной глубиной, погрузился в прохладное море. Взлетая на встречных волнах, я, ликуя, плыл в морскую даль бледно-голубого горизонта. Я всегда плавал далеко от берега, приблизительно уплывая на расстояние километра, словно оно позволяло мне на мгновенье оторваться от магнитного поля нашего цивилизованного мира. Но как только спокойные морские волны начинали превращаться в голубую гладь, я понимал, что заплыл слишком далеко, и тогда я останавливался и накладывал правую ладонь на левую грудь и, ощутив ритмичное биение сердца, поворачивался в сторону берега. Рассматривая дальние горы и холмы, я окидывал взглядом красивую панораму побережья, три бетонных пирса, словно огромный трезубец Посейдона, устремлялись в бескрайнее море. На светло-коричневом берегу копошились маленькие нагие человечки, а на одном из бетонных пирсов в очаровательной шляпке и купальнике стояло милое существо и с волнением вглядывалось в даль.
– Нельзя же так далеко заплывать, – хмуря свои брови, сказала Ирина.
– Вот это правильно, – вылезая из моря на пирс, говорил я, – так вот и гибнут одинокие странники, – вглядываясь в даль, заключил я.
– Теперь немедленно ложись и загорай, – скомандовала Ирина.
– Оля, да ты совсем обезвожена, – сказал я и прижал холодные мокрые ладони к ее нагретой солнцем спине.
– А, – закричала Оля, – зачем ты меня охладил?
– Это не я, клянусь тебе Посейдоном, пославшим меня с этой мокрой миссией.
Я лег рядом с Ириной на покрывало и, тая, как Снегурочка под безжалостными лучами солнца, затих, принимая ненужный мне загар. Я вспомнил о том дне, когда мы только приехали в алуштинский край, неужели это было так давно, неужели я стал другим человеком, нет, этого не может быть, повторял я про себя и укрывался шляпкой Ирины. Окончательно изжарив меня на раскаленном пирсе, Ирина повела нас в видео-кафе, которое, к моему счастью, находилось в тени высоких кипарисов. Постояв в тесной очереди, мы взяли холодный виноградный сок и кольца с орехами, студенты, не отрываясь, смотрели очередной бессмысленный боевик. Еда немного прояснила мой туманный взгляд, но чувствовал я себя поджаристым блинчиком, который можно было окунуть в холодную сметану и съесть.
– Давайте купим дыню, я так хотела чего-нибудь такого, – мечтательно произнесла Ирина, – что даже и не знаю, чего я хочу.
– Они такие маленькие, Ира, там одна кожура, – возразила Оля.
– Так давайте возьмем парочку. Виктор, ты умеешь выбирать дыни? – спросила Ирина.
– Что-то не нравятся мне эти желтые шары и, кстати, желтый цвет измэны, – шепнул я на ухо Ирине.
– Вы что, сговорились мне перечить, нет, быть на юге и не поесть дыни, это исключено. Все, решено, мы берем вот эти две, взвесьте их, пожалуйста, – не считаясь с нашим мнением, сказала Ирина.
Плотный мужчина в белом халате с потным лицом снял с весов дыни и передал их мне, а я, щелкнув пятками, последовал за Ириной и Олей, которые в очередной раз ссорились из-за мелочей. Мы вошли в парк любви, и я выбрал самую тенистую лавочку, и когда Ирина и Оля перестали ссориться, то я весело подбросил им дыню раздора, от которой чуть позже пострадал и сам.
