– Кто здесь?
Мой голос поглощает абсолютное безмолвие. Я бы назвал его опасным, потому что звуки исчезли. Если посторонний проник через окно (хотя весьма сложно подняться по гладким кирпичикам стены), то сейчас он либо прислушивается, либо все-таки сматывается обратно на улицу.
Допустим, Мира говорила о Демоне всерьез, и он действительно существует и любит похищать людей. Тогда мои дела совсем плохи. Сердце отчего-то начинает бешено колотиться в груди. Стены давят на меня, мои руки холодеют.
Я не дышу и не могу пошевелиться. Потом смотрю на браслет: пламя загадочно мерцает, вокруг шара оно становится все плотнее, все гуще, словно предвещая беду. Я запихиваю вещицу в карман брюк, будто в этом заключается мое спасение.
У меня не возникает и мысли укрыться, спрятаться, а тем более убежать.
По спине пробегают мурашки, волосы на голове шевелятся, и в этот момент полированная медная ручка начинает медленно поворачиваться.
Дверь резко распахивается настежь, ударяется о стену и отскакивает от нее. Затем на полу возникает тень – не волка, а более высокого существа, похожего на человека. Я разворачиваюсь и галопом несусь вниз по ступеням. Меня кто-то преследует, я слышу странные отголоски прежних звуков. Я ни жив ни мертв, перемахивая через три ступени, перепрыгиваю стеклянный журнальный столик, едва не наступив на него.
Чего не случается – того не случается!
Сворачиваю налево, в узкий коридор на три комнаты, влетаю в первую попавшуюся. Бегло осматриваюсь, чем можно подпереть дверь.
Шкаф! Ну конечно, что может быть лучше для баррикады. Вытянутый пустой буфет для посуды отлично перегораживает проход внутрь.
В голове звучат отголоски шагов. Вдруг что-то налетает на дверь с другой стороны. Я поначалу отскакиваю и прислоняюсь к стене, а затем вытираю пот со лба и принимаюсь за дело. Буфет сильно дребезжит в руках, но я держу его изо всех сил, пальцы впиваются в бортики. Влажные пылающие ладони прилипают к поверхности, и я ощущаю колоссальное давление. Слышу, как бешено дергается дверная ручка.
Тот, кто находится с той стороны, обладает нечеловеческой мощью. И он рвется сюда.
Я никогда в жизни не ощущал ничего подобного. Загнанный в ловушку, в тупик, я прячусь за хрупкой дверцей, как перепуганная дочка Хорсея. Теперь мысль о сумасшедшей девочке, видевшей собственными глазами нечто, не покидает мой воспаленный мозг.
Проходит вечность, прежде чем эта сволочь перестает биться, скрестись когтями, словно животное, и вскоре, так же внезапно, страшные звуки исчезают. Но я не могу отпустить буфет – я словно прилип к его поверхности. В тишине комнаты замечаю, что слишком громко дышу. В крохотную комнату проникает только слабый свет луны. Я присаживаюсь на небольшой диван, и меня начинают терзать нехорошие предчувствия. Эта гробовая тишина еще хуже, чем прежние звуки, когда существо рвалось сюда, внутрь. Тогда я, по крайней мере, знал, где оно находится. Теперь тихо, и мне становится еще страшнее.
Укрыться, если «это» прорвется сюда из окна, негде. Из этой маленькой квадратной комнаты можно было бы выскочить на улицу, но теперь я знаю, что наружу не вылезу. Я не готов повстречаться нос к носу неизвестно с кем…
Только я выдохнул, как окно заскрежетало. За ним мелькнули две длинные тени, и на меня грозно воззрились два светящихся глаза.
– Джек! Тебя дери, – ругаюсь я шепотом, замечая два отпечатка волчьих лап, которые холод и ветер быстро стирают с поверхности стекла. – Ты не мог вернуться нормально, как раньше?! – говорю я и жду, когда он оттолкнется от каменной вазы, земля в которой смерзлась в ком.
Волк виляет хвостом по-собачьи, высовывает язык, запрыгивая на подоконник. Я выпускаю его из объятий, и он идет к моей баррикаде.
Однако немая тишина тревожит меня по-прежнему.
– Это случайно не ты был, Джек?
В ответ на мою шутку волк скалится. Он не отходит от буфета. Он будто видит сквозь стену того, кто прислушивается из коридора. Хотя могу поклясться, что я ощущаю то же самое. Я тереблю холку Джека и вдруг чувствую дрожь, которая пронзает его члены. Мы испытываем с ним одинаковое напряжение. Я больше не могу его держать, лихорадочная тряска овладевает его конечностями.
Я быстро возвращаюсь к окну и задергиваю плотнее шторы. В темноте я не могу разобрать их цвет, а теперь не вижу даже собственных рук – ни черта не видно. Оно и к лучшему: так мы сразу заметим, если кто-нибудь попытается проникнуть сюда через окно.
Мы в глубокой заднице. Я извлекаю из кармана браслет: он больше не светится. Я задумываюсь. В прошлый раз, когда я надел его, после его свечения в коридоре собиралась Тьма! Сегодня происходило почти то же самое. Мне кажется, он каким-то образом связан с тем, кто приходит сюда по ночам! Мы вместе с Джеком располагаемся на диване и забываемся беспокойным сном.
Я резко открываю глаза, потираю веки, чтобы скорее стряхнуть вялость. Вижу в рассеянных сумерках комнаты, как через щель шторы прорывается тонкий луч света. В нем медленно кружатся крошечные пылинки, резной столик сбоку у стены очерчен изящной линией, и в его лакированной поверхности я замечаю, что падает снег.
Резким движением раздвигаю шторы и любуюсь, наконец, первыми настоящими сугробами в Юконе.
– Как спалось? – шутка совсем неуместная, но я хочу слегка разрядить обстановку.
Услышав мой голос, волк оживает и подходит к буфету.
– Хочешь выйти? – я не уверен, что это хорошая идея, но другой у меня все равно нет. – Конечно, стоит! Мы же хотим выжить, а не загнуться здесь. Верно?
Я освобождаю проход от баррикады, отодвинув буфет. Джек проскальзывает в проем. Я ныряю вслед за ним, но он уже исчез из поля зрения.
Я нерешительно провожу пальцами по деревянному наличнику и вижу царапины. Они разной глубины, самая глубокая – около дверного замка, она будто высечена с помощью острого предмета. Тут я бью себя по карману, обнаруживая пропажу браслета.
Где он? Я хочу закричать на себя. Иду обратно в комнату и переворачиваю там все верх дном. Браслета нигде нет…
Я перешагиваю журнальный столик, бесшумно поднимаюсь по ступеням и поворачиваю направо. На паркете царапины, дверь висит на одной верхней петле, нижняя вырвана с корнем. Становится так же жутко, как тогда! Я хочу уйти, повернуть назад, но ноги идут сами. Я просто захожу в комнату.
Обычная с виду спальня: двухметровая кровать с высоким изголовьем, по бокам от нее – два незанавешенных окна. Серые обои изодраны в клочья только на правой стене, под чьим-то старым мужским портретом. На самом видном месте – знакомые отметины. Я и сам стою на следах ночного визитера. Приседаю на корточки и включаю камеру.
Неужели это когти зверя? Может, медведь? Ведь это животное проворно, умно, сообразительно и, главное, обладает неимоверной силой, так что выломать дверь для него не составляет труда. Но у меня есть сомнения: окна закрыты, и это противоречит моей версии.
