– Майк, Ивелен ни за что не приехала бы к тебе, даже на личном вертолете! Пора бы это понять. Я никого уже месяц не отпускаю по личным делам, так что извини. Тем более что тем днем, с утра, она была на работе, понимаешь?
– Хорошо, я узнал достаточно.
– Я слышал, Майк, что люди от одиночества чаще сходят сума! Майк, ты слушаешь?
Я отнимаю руку от тисовой ветки. Палец кровоточит.
– Конечно, слушаю… – я отсасываю кровь из ранки.
– Не понимаю я тебя, друг, зачем скрываться от проблем далеко от друзей?! Мы поможем, если попросишь. Она стерва, заруби себе это на носу. В ней нет ни капли любви, только голый расчет. Ты мог ей дать гору женского счастья, но вряд ли она оценила бы это.
– Не говори глупости, я не горюю о ней. Мне совсем нет никакого дела до того, где она и с кем!
– Разве? Я что-то не заметил. А кто тогда к тебе приезжал, твое разыгравшееся воображение? Я начинаю беспокоиться о тебе. Ты меня больше подобными вопросами не пугай, хорошо?
– Угу, Тим! Я запомнил.
– Отлично, парень, не дрейфь, – Тим громко вздыхает в микрофон. – Ты слишком далеко, совсем один, это небезопасно. Не теряй себя, соберись. И я жду твоего письма с вложенными фотографиями – это будет нашим общим счастьем.
Окончив разговор, я, наконец, слышу – впервые за долгое время здесь – переливчатое пение скворца. А за ним – ту проникновенную тишину, которую не променяешь ни на что на свете.
Не особо верится, что я важен кому-то в этом мире. Все не так просто, как может показаться. Мне катастрофически не везет на личном фронте. У меня проблемы в собственной семье, с братом. Разве сейчас хоть кто-нибудь вздыхает обо мне? Задает себе вопрос: где я, что со мной, как живу, дышу ли… Мое бремя – это одиночество, долгое, затяжное и вечное. Поэтому лучшего места в мире, чем Юкон, не найти. А остальное меня не очень заботит.
Возвращаясь тем же путем к дому, я впадаю в размышления: думаю об Ивелен, которая так внезапно появилась и так же внезапно исчезла. Может, они мне просто голову морочат?
Я же не сумасшедший! К чьей влажной коже я прикасался собственными руками, и до сих пор ладони помнят мягкие изгибы аппетитных форм, а губы – сладкий вкус помады? Но что такое говорил подозрительный старик, который нарисовался вдруг перед воротами и заявил о потустороннем вмешательстве?
Быть может, Тим Харди просто спрятал ее у себя под столом для убедительной консультации и теперь нагло лжет, намекая на мое помешательство, якобы от одиночества. Хотя какое тут одиночество! Сплошные развлечения на свежем воздухе.
Я не могу согласиться с тем, что визит Ивелен мне просто померещился.
Передо мной возник серьезный вопрос, и его надо как-то решать. Только для начала наберусь смелости для звонка. Возможно, завтра. Или нет. В общем, когда-нибудь я обязательно соберусь с духом.
Завтра настает стремительно, ледяной воздух проникает через приоткрытое окно спальни, солнце опускается ранними лучами на глаза. Я, не разлепляя век, стараюсь продлить удовольствие и понежиться в кровати под теплым одеялом.
На полке платяного шкафа ждет своей очереди фотоаппарат с отщелканными фотографиями природы Юкона и его лесных обитателей. Я собираюсь как можно скорее минимально обработать снимки – но только после пробежки по аллее.
Приближаясь к трухлявой стене амбара, я останавливаюсь отдышаться, наполнить легкие воздухом. Строение окутывала тайна, оттуда веяло запустением. Я испытывал крайнее отвращение рядом с ним.
Амбар растворялся на задворках сада средь высоких теней, отбрасываемых деревьями, рассеивался в белой дымке, стелющейся по земле. Он напоминал мне покинутый домик лесника где-нибудь глубоко в роще. Внутри его прогнивших стен смог бы найти приют странник и даже чья-нибудь заблудившаяся во мраке душа. Я пошел к дому, мотая головой, чтобы вытряхнуть из нее все дурные мысли об Ивелен.
Шум за треклятым амбаром привлек мое внимание. Я оборачиваюсь и замечаю, что между стволами проносится силуэт небольшого существа. Оно невероятно быстрое, я не успеваю разглядеть его. Может, хаска Адмунта Риза все-таки нашла лазейку под изгородью, проникла ко мне в сад и теперь мне предстоит ее изловить и вернуть законному хозяину?
Увы, если бы все было так просто.
Когда я шел к дому, передо мной, на каменной дорожке, появился белый раненый волк. Его большая голова на узком теле была приподнята так, чтобы лучше следить за моими движениями. Но я не мог даже пошевелиться. Я не собирался нападать на него и надеялся разрешить напряженную встречу с помощью спокойного, уравновешенного голоса:
– Привет, кажется, мы встречались не так давно. Я узнаю твой взгляд…
Альбинос с глазами янтарного цвета поджимает правую лапу. На шее и в области ребер шерсть стала темной, почти черной – такой цвет придает только засохшая кровь. Волк издает сердитый рык, потом его ведет куда-то влево, и он присаживается, высовывает язык, больше не сверкая хищно глазами.
Я решаюсь сократить дистанцию, и альбинос недружелюбно рычит.
– Тихо, спокойно, друг. Ты же не для того проделал этот путь, чтобы ссориться, верно? – даже изможденный дракой, хищник представляет серьезную опасность. Не знаю, чем закончилось все у его стаи, но если он нашел меня, очевидно, остальным повезло меньше.
– Ты совсем молодой. Но если ты здесь, значит ли это, что ты пришел за помощью?
Альбинос исподлобья таращится на меня.
– Хорошо, молчание – тоже ответ. Джек, ты не против, если я дам тебе человеческое имя? Думаю, не против. Мишка неплохо вашу компанию потрепал?
Неудачная шутка задевает самолюбие раненого хищника, и он презрительно фыркает, будто понимает речь, как собственный урчащий желудок.
– Тебе придется понять: если ты начнешь огрызаться, я тебе не смогу помочь. Доверься мне, Джек, я правда ценю твою помощь в лесу. Не знаю, помогал ты мне или же я просто встал у вас на пути, но теперь это неважно.
Я короткими шагами подбираюсь к волку, охваченному временным оцепенением.
– Меня зовут Майк, если тебе интересно.
Получается чуть-чуть приблизить вытянутую руку. Мой новый гость воспринимает подобную наглость без восторга.
– Тихо, парень, дай я осмотрю твои раны!
Он ложится на бок так, чтобы было удобно слизывать со сбитой шерсти кровь. Понятия не имею, как у меня получится до него дотронуться и остаться при этом с целыми руками, ну раз он здесь, была не была. Присаживаюсь рядом, растерянно гляжу на огромную рану, но потом быстро собираю волю в кулак.
– Ляг смирно, прошу тебя!
Волк с интересом прислушивается к моему дрожащему голосу. К моему великому удивлению, он подчиняется просьбе, ни разу не попробовав цапнуть меня за кисть.
На шее я нащупываю свежую рану – порез от острых медвежьих когтей. Его правая нога, как назло, оказывается под животом, поэтому ее осмотр временно откладывается.
