Фред, казалось, мгновенно прочитал ее мысли.
– Я смотрю, катетеры и мою работу сиделки ты находишь отвратительными!
– Я не готова к этому! – сказала она твердо, качая головой.
Мысленно мужчина ловким ударом воткнул катетер Мишель в глаз, пронзил мозг, вызвал внутричерепное кровотечение… И она, в этой его новой фантазии, свалилась замертво к его ногам, вернее, к его плюшевым тапочкам с мордочкой тасманского дьявола.
Истошный крик Фреда разорвал тишину дома:
– Я тоже не был готов к потере жены и сына! – он запустил упаковку с катетерами Мишель в голову, но не попал. Она успела закрыть за собой дверь и оставить его наедине с его бешенством и парализованной женой.
Девушка прошла на кухню, расстроенная и уставшая. Решив подбодриться, достала из морозильной камеры мороженое, развернула и стала смаковать, сев за стол с поверхностью из белого кафеля. Она вспомнила, как на пенсакольский пляж, где они не раз отдыхали всей семьей, приезжал разноцветный фургончик мороженщика. И мама покупала им апельсиновый шербет и замороженный фруктовый йогурт в хрустящих вафельных стаканчиках. Мороженое таяло быстрее, чем они могли его съесть. Ели и бежали мыть липкие пальцы в чистой воде залива.
Из пляжных воспоминаний ее вырвал Фред, шумно открывший холодильник. Он достал бутылку текилы, сел напротив падчерицы и стал пить из горлышка. Затем заметил пакет с сэндвичем, разогрел его в микроволновке, начал медленно жевать.
Мишель вспомнила, как мать влюбилась в этого человека шесть лет назад. Он ей так пел про любовь и про то, что она мисс Вселенная, что ее сердце растаяло, как мороженое на июльском пляже. Мишель считала, что Фред на самом деле не любил Анжелику, а просто воспользовался ситуацией. Она для него была жена-трофей, и мужчина, не будь дураком, вцепился в нее, как клещ в собаку. Прагматичная такая любовь. Он с Анжеликой даже церковь и спортзал посещал некоторое время. Пока не родился Остин. Какой лицемер! Теперь перед ней сидел человек, у которого отобрали его трофеи – жену и сына, но Фред не выглядел раздавленным. В его глазах сверкали какие-то остервенелые огоньки.
* * *
Мистер Редмонд смотрел на Мишель, с аппетитом поглощающую мороженое, смотрел долгим, пронизывающим взглядом. Затем он мысленно ударил ее по голове своей тяжелой бутылкой, и представил, как кровь из пробитой черепной коробки течет на пол. Кровь окрасила пол в яркий, красивый, красный цвет истинной справедливости.
– Остин тоже любил мороженое, помнишь?
Девушка кивнула.
Фред почувствовал какую-то жалящую боль в висках, встал, прошел мимо ошарашенной падчерицы, как будто собирался покинуть кухню, но вдруг развернулся и стукнул ее руку с мороженым так, что оно размазалось по лицу девушки, попало ей в ноздри и глаза. Фред наклонился к ее лицу и прошептал ей на ухо:
– Лучше бы Остин сидел тут и говорил о тебе, о твоей любви к мороженому.
После этого Фред покинул кухню с некоторым облегчением: он физически ощутил, что ярость, как гиена, обгладывающая его мозг, перебросилась на голову падчерицы.
* * *
Мишель поперхнулась, стремительно соскочила со своего стула и бросилась к кухонной раковине умыться. Раздавленная его откровенностью и яростью, как букашка мухобойкой, она заплакала.
Вдруг в раковине из нержавеющей стали Мишель увидела вместо своего отражения знакомые черты из ее кошмара.
– Я не безумна! Он преследует меня!
Рука потянулась к ящичку с кухонными ножами и вытянула один. Затем Мишель поспешила в свою комнату, и, встав перед зеркалом, полоснула им себя по руке. Один раз, второй, третий.
– Эй ты, выходи! Я требую! – твердо приказала девушка невидимке, со странным ощущением покалывания на губах.
Кровь брызнула на пол, на одежду, на зеркало. От вида крови ей стало плохо: тошнота подкатила к горлу, в икрах ног какие-то странные спазмы, как змеи, вцепились в плоть.
В зеркале появилось лицо незнакомца с глазами цвета лаванды и фиолетовыми волосами.
– Прекрати сейчас же! У тебя только одно тело! Я не позволю тебе умереть! – потребовал он.
– Я как знала…
Мишель потеряла сознание от вида собственной крови и рухнула на пол. Рана на ее руке начала затягиваться. Пятна крови напоминали о внезапном зловещем выборе девушки вызвать героя своих кошмаров или раз и навсегда сбежать от проблем в небытие.
Комната погрузилась во мрак, вязкий и темный, как гречишный мед. Мрак зашевелился и оживился голограммой космоса. Мишель увидела вокруг себя звезды и планеты. К ней приблизилась голограмма Солнечной Системы. Ее взору предстали, как на многомерном экране, Солнце, планеты, пояс астероидов, представляющий собой несколько крупных объектов и облако пыли. Мишель хорошо знала астрономию. Каждая планета Солнечной Системы находится на определенном расстоянии от Солнца. И Фаэтон, расположенный когда-то между Марсом и Юпитером, теперь превратившийся в мириады астероидов, прозванных астрономами «поясом Фаэтона».
Прозвучал голос невидимого Смотрящего.
– Планета Фаэтон была пятой в Солнечной Системе. После войны человеческая цивилизация разделилась. Одни направили свои корабли осваивать Землю, другие – в созвездие Кассиопеи.
Она узнала этот голос робота-шара из ее кошмара!
В этот же миг голограмма третьей, голубой планеты, приблизилась к лицу Мишель. Девушка не могла понять, то ли Земля нарезает круги вокруг нее, то ли она совершает это вращательное движение вокруг голограммы.
Металлический голос невидимого Смотрящего снова прозвучал в ее мозгу:
– Это Земля. Здесь все преступники Кассиопеи проходят реабилитацию. Ваш срок зависит от земного носителя. Да очистят вас страдания!
Как только странное видение отступило, девушка пришла в себя на полу своей комнаты. Она медленно встала и уставилась в зеркало с крапинками подсыхающей крови.
Странное видение раздавило ее представление о мире. Инопланетяне используют землян как камеры для заключения своих преступников? Но почему?
Она увидела лицо незнакомца в зеркале вместо своего отражения.
– Кто ты? – Мишель не была уверена, задавала ли она этот вопрос раньше. Но она понимала, что не сошла с ума и прекрасный незнакомец в зеркале не плод аварии и сотрясения мозга.
– Я Тави с Кассиопеи. Заключенный двадцать восемь. Ты мой Носитель. Я твой узник. Мое тело на Кассиопее погружено в сон, а душа помещена в твое тело. Твое тело – моя тюрьма.
Тави не шевелил губами, он телепатически разговаривал с девушкой, но ей казалось, что она четко слышит его голос.
Узник и Носитель обменялись пристальными взглядами.
Мишель оглядела себя и свои руки, пол и нож с разводами крови, и задала мысленный вопрос:
– Ты! Регенерации моих ран и твое присутствие во мне как-то связаны? Ты… целитель?
