В самой же Европе сторонников будущего «доминиона» было совсем немного. Конечно, большинство жителей истерзанного войной континента приветствовало политическую интеграцию как гарантию от новых войн и было искренне благодарно США за помощь в восстановлении нормальной жизни. Однако перспектива перманентного «внешнего управления» в силу, якобы, недееспособности европейцев вызывала отторжение как у национальных элит, так и у большинства населения.
Наиболее последовательными приверженцами самостоятельного европейского пути были выходцы из левой части политического спектра: социалисты, социал-демократы, христианские социалисты. Их репутация во время войны и в т. ч. сопротивления заслуженно укрепилась. Этому в немалой степени способствовало и сотрудничество «в поле» с коммунистами, авторитет которых после общей победы достиг наивысшей точки. Вдобавок у левых почти чудом сохранился и объединительный орган – Социнтерн. Были, конечно, у европейских левых и уязвимые точки: с одной стороны их откровенно не любили в Штатах за, якобы, излишнюю близость к коммунистам, а с другой – им не благоволил и, тем более, не поддерживал тов. Сталин.
Европейские правые, напротив, в период оккупации основательно подорвали свою репутацию сотрудничеством с оккупантами. Тем не менее, ни либералы, ни традиционные консерваторы не собирались посыпать голову пеплом. Традиционно связанные с крупным бизнесом, многие сначала неплохо погрели руки на поставках Гитлеру и Муссолини, а затем ухитрились успеть на последний поезд победителей, объявили себя «пламенными борцами с нацизмом» и даже стали претендовать на серьезные посты в послевоенных правительствах. К этой же группе можно условно причислить и «героев в эмиграции», яростно клеймивших Гитлера из безопасного американского или австралийского далёка. Под самый-самый конец войны ухитрились внезапно «порвать с проклятым гитлеризмом» и некоторые откровенные коллаборационисты, неплохо чувствовавшие себя в период оккупации. В награду (поскольку, как никак – классово свои!), отдельные деятели из их числа, с благословения англосаксов, вместо того, чтобы отправиться на нюрнбергскую скамью были удостоены победных регалий.
Большую часть таких политиков откровенно отторгало население, их считали нерукопожатными настоящие борцы сопротивления. Однако и в этой категории Вашингтон и Лондон высматривали кандидатов в «новую элиту».
Не напоминает ли это наши недавние времена? Ведь немало деятелей из советской интеллектуальной и творческой элиты, осыпанных должностями, званиями и внушительными премиями внезапно оказались «жертвами притеснений тоталитарного режима», обратили свои таланты на обличение «проклятого прошлого» и восхваление новых «хозяев». Каких-то особых творческих достижений «долгожданная свобода» им не принесла, но поток весьма реальных благ для многих стал еще обильнее.
Весьма серьезно претендовал на роль ведущего спонсора послевоенного политического устройства Ватикан. Католическая церковь в первой половине XX веке пережила глубокий кризис доверия – звучали обвинения в соглашательстве с нацистами, а до этого – в явной неспособности предотвратить омерзительное братоубийство между католиками во время Первой мировой. Тем не менее, большинство населения оставалось в лоне церкви. А у Святого Престола никуда не делись глаза и уши везде, где стоял католический крест, накопленные за тысячи лет материальные ценности, изощренная агентура и опытнейшая дипломатия. Католическая церковь и по сей день остается едва ли не единственной системной силой Западного мира, с которой считаются и которую даже побаиваются англосаксы.
Свое влияние Святой престол осуществляет достаточно оригинальным способом, который можно сравнить с работой рекрутинговых агентств. В странах, где католическая церковь доминирует на национальном (Франция, Италия, Испания, Бельгия, Австрия, Польша и пр.) или региональном (земли Германии) уровне, священники, начиная со средней школы «курируют» одаренных детей, особенно из семей благополучных и состоятельных. Не стоит забывать, что едва ли не большинство престижных колледжей и гимназий в своих названиях несет слово «католический». При этом сегодня священники не вмешиваются в учебный процесс (за исключением факультативных уроков закона божия) и, как правило, хранят молчание на заседании школьных советов, но берут на заметку мнения учителей о каждом из школьников, вне зависимости от конфессии, к которой принадлежат родители – в престижные заведения попадают не по религиозному, а по имущественному признаку.
Когда перспективный юноша (а с недавних пор – и девушка) переходит в старшую школу, а потом – в университет, его невидимо, но неотступно сопровождают кураторы. И если ставится вопрос о выдвижении студента на какую-либо лидирующую позицию, церковь всегда находит канал незримой поддержки (или, наоборот – тормоза), сопровождающих человека всю его жизнь.
Без такой «опеки» случаются подчас и головокружительные карьеры почти на любом поприще: в бизнесе, науке, искусстве, – любой профессии, кроме политической, гражданской администрации и руководящих должностей в армии и силовых структурах. При этом сам «курируемый» может исповедовать совсем не католичество, даже быть атеистом и часто не подозревать, с чего бы это его карьера движется столь быстро и гладко. Претенденты на лидерские позиции из некатолических стран подпадают под такое «сопровождение» на более поздних ступенях карьеры. Однако правило, почти не допускающее исключений – занять высокую позицию на Западе человеку, по каким-то причинам нежелательному для церкви, практически нереально.
Мы намеренно так подробно описали первоначальные источники европейской политической элиты. По-настоящему влиятельные европейские вельможи – до сих пор выходцы именно из этих кругов. Некоторые – в результате консенсуса, большая же часть – по итогам компромисса между описанными группами влияния. За 70 лет удельная доля каждой из этих групп то возрастала, то убывала, но все они исправно действуют и сегодня.
На фоне многих претендентов на общеевропейское влияние в конце 40-х и в 50-е годы явно выделялись следующие фигуры.
Поль-Анри Спаак. Этот, несколько подзабытый сегодня, бельгиец может быть по праву назван первым политиком объединенного Запада, отцом-основателем практически всех общеевропейских институтов. Достаточно перечислить его международные должности: первый председатель Генеральной ассамблеи ООН, первый председатель Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ), первый председатель Европарламента, основатель Бенилюкса, главный инициатор создания Европейского объединения угла и стали, а затем – преобразования ЕОУС в Европейское экономическое сообщество, ныне ЕС. В перерывах он трижды побывал премьер-министром Бельгии и только в НАТО стал лишь вторым генсеком, притом, что был главным переговорщиком о создании альянса от Европейцев.
Во всех ипостасях эта фигура устраивала все названные «источники»: социалист, но из умеренных, католик, войну провел в эмиграции в США в качестве бельгийского премьера в изгнании – словом, придраться не к чему. «Облом» вышел только в случае с НАТО.
После того, как в долгих спорах был найден компромисс по конфигурации альянса и путях его построения и подписан Вашингтонский договор от 4 апреля 1949 года, еще три года лет искали компромиссного кандидата на должность генсека альянса. Социалистам, несмотря на активность в т. ч. «предателя дела англосаксов», лейбориста К. Эттли и мощную поддержку Ватикана, так и не удалось провести на этот пост «своего» кандидата. Первым возглавил организацию в 1952 году бывший главный военный советник Черчилля, британский «кабинетный» генерал (к тому времени – в отставке) лорд Гастингс Исмэй, твердо поддержанный американцами. Современники высоко отзывались о его лидерских качествах, но главное, чем он запомнился в истории – приписываемое ему авторство знаменитого лозунга: «America in, Russians out, Germans down». К сожалению, хотя эффектного перевода на русский язык за уо лет так и не появилось, актуальность полностью сохраняется во всех трех элементах лозунга и сегодня…
