Причина заключается как раз в значительной степени интеграции российской и украинской экономик, сохранившейся со времен СССР. Украинские олигархические группы прекрасно понимали, что они не способны обеспечить работу машиностроения и других высокотехнологичных отраслей промышленности, нуждавшихся в кооперации с Россией, своими силами. Неизбежно в случае ускоренной интеграции приоритет получали российские управленцы (как более грамотные и обладавшие большими ресурсами). Но экономическая парадигма, в рамках которой существовала украинская элита, не предполагала статуса «младшего партнёра». Если ты – не пират, который грабит, то ты – купец, которого грабят. Понимая, что в рамках партнёрства с Россией пиратом быть не получится и не веря в то, что российская экономическая модель никогда не скатывалась до голого пиратства (хоть и была к нему очень близка), а с 2000 года поначалу медленно, но верно, а затем во всё ускоряющемся темпе вернулась на рельсы созидания, украинская элита исходила из того, что любое сближение с Россией ведет к её (украинской элиты) быстрой ликвидации как финансово-экономической силы.
Западная ориентация, национализм и русофобия в результате становились тем сильнее, чем меньше оставалось ресурсов для поддержания существующей политико-экономической модели, а группировки элиты делились на пророссийскую и прозападную чисто формально, в зависимости от предпочтений избирателей базового региона. На деле же они все были прозападными, поскольку искренне видели в России главную опасность собственному благополучию. По мере того как сокращение ресурсной базы делало систему всё нестабильнее, а необходимость кооперации с Россией всё очевиднее, у власти возникала необходимость прибегать ко всё более жестким методам подавления естественного народного недовольства, а политический класс в целом, включая оппозицию, пользовался всё меньшей поддержкой населения.
Именно по этой причине украинский национализм (изначально русофобский) всё больше превращался в нацизм, открыто декларируя необходимость пренебречь правами человека и представительской демократией ради неких мифических «национальных интересов» (при этом в данном случае национальные и государственные интересы не совпадали, а противопоставлялись). Националисты, утверждавшие в ранние 90-е, что независимость принесёт резкое повышение уровня жизни, уже в середине 2000-х заявляли, что необходимо пожертвовать благосостоянием населения ради «создания нации», а в 2010–2013 году парировали тезис о том, что интересы украинской экономики неразрывно связаны с вступлением в Таможенный союз и участием в других интеграционных проектах России, заявлением, что экономикой можно пренебречь ради «ценностей».
Неудивительно, что в таких условиях второй Майдан не мог пройти в формате мирного переворота (для этого путчисты не имели достаточной общественной поддержки) и вылился в вооружённый захват власти неонацистскими бандами. Также неудивительно и то, что противоречия между неонацистами, которые искренне считают себя новой «по-настоящему национальной и патриотичной» элитой, и захватившими власть олигархическими группировками только нарастают.
При этом в условиях нарастающего общественного недовольства и разложенных в ходе переворота силовых структур олигархическая власть нуждается в нацистских боевиках как в силе, устрашающей общество. Не случайно Яценюк объявил «сепаратизмом» любую критику власти, включая её экономические шаги. Олигархическая власть полностью исчерпала внутренний ресурс для подкупа хотя бы лояльной части общества и может существовать только за счёт силового подавления любых оппонентов. «Сепаратистами» они объявляются, чтобы оправдать внесудебные репрессии ссылкой на чрезвычайный характер ситуации (гражданскую войну).
С другой стороны, прошла инфильтрация нацистов в парламент, силовые структуры, частично в другие министерства и ведомства. Теоретически украинские нацисты уже давно (около года) обладают необходимыми для перехвата власти у олигархата позициями. От нового путча Украину пока спасали только две вещи. Во-первых, олигархи нужны были нацистам для внешнеполитической легитимации власти (с Порошенко Европа была готова говорить, а с Тягнибоком – нет). Во-вторых, нацисты не имели единой партии, вроде гитлеровской НСДАП, но были разделены на массу конкурирующих, а иногда и враждующих организаций, неспособных выступить единым фронтом.
Однако ситуация стремительно меняется. Олег Ярославович Тягнибок, еще в начале 2000-х произведший ребрендинг Социал-национальной партии Украины в избирательное объединение «Свобода», в 2002 году впервые избравшийся в парламент по списку ющенковского объединения «Наша Украина», а на парламентских выборах 2012 года впервые проведший в парламент целую нацистскую фракцию «Свободы», продемонстрировал на местных выборах, что его и его политическую силу рано списали со счетов. «Свобода» фактически подтвердила свой контроль над областями Галиции (кроме города Львова, где с трудом, но сохранил позиции мэр Садовый и его «Самопомощь»). Затем, в середине ноября, лояльный Порошенко руководитель «Правого сектора» Дмитрий Ярош был свергнут в ходе молниеносного внутрипартийного переворота, а новое руководство (состоящее из старых заместителей Яроша) фактически начало процесс превращения «Правого сектора» в силовое крыло «Свободы». Процесс объединения нацистов и разделения ролей (на цивилизованных политиков и брутальных боевиков) стартовал.
Олигархическая власть пока не в состоянии его купировать и вряд ли окажется в состоянии. У неё есть два варианта. Первый – попытаться (без особой надежды на успех) подавить нацистов силой. Но боеспособные части практически всех силовых структур в значительной степени нацифицированы и могут повернуть оружие не в ту сторону. Второй вариант – как можно скорее развязать обречённую на поражение новую военную кампанию в Донбассе. В условиях военных действий попытки выступить против власти можно квалифицировать как пособничество врагу. А дальше киевским олигархам остаётся лишь рассчитывать на то, что массы нацистских боевиков будут утилизированы в ходе боевых действий, а им, потеряв часть (возможно даже большую часть) территории Украины, всё же удастся закрепиться хоть на каком-то её куске (например в Галиции) и заключить мирное соглашение.
Наличный расклад сил в Раде свидетельствует о том, что главные политические силы готовятся к схватке в условиях нарастающего политического кризиса. Блок Петра Порошенко практически установил контроль над фракцией Кличко и фракцией народного фронта Яценюка, вступил в неформальный союз с Оппозиционным блоком, состоящим из бывших регионалов, и таким образом обеспечил Порошенко формальное устойчивое большинство. В свою очередь откровенные нацисты из числа представителей группы «Приват», Радикальной партии Ляшко, а также разного рода комбатов, «героев АТО» и «героев Майдана» составляют радикальную оппозицию, готовую поддержать попытку переворота. Юлия Тимошенко со своей «Батькивщиной» заняла выжидательную позицию. При власти Порошенко возвращение на ведущие политические должности, а значит, и получение доступа к остаткам государственного ресурса ей не грозит. Поэтому она готова предложить свои услуги потенциальным путчистам как новое «человеческое лицо» нацистской власти, но хочет сыграть наверняка.
Ситуация осложняется тем, что политики, представляющие интересы олигархической элиты, готовы в любой момент предать и перейти на сторону победителя, как, например, спокойно легитимировали своим присутствием в Верховной раде и голосованием за легализацию путча депутаты от Партии регионов и даже от КПУ в двадцатых числах февраля 2014 года.