Вермюлер представила одухотворенное лицо композитора, перекошенное ненавистью, его тонкие музыкальные пальцы, сжимающие горло в смертельной хватке…
«Нет, маловероятно, — помотала головой женщина. — K тому же, он не стал бы включать в коридоре свет, если он не идиот! Да и откуда он мог знать, что Сильва не в своей комнате, a y графа? Но вполне возможно, что он что-то услышал посреди ночи. И это заставило его выйти из комнаты. Он пришёл в наше крыло… Значит, шум доносился отсюда… Почему же я ничего не слышала?»
Писательница вздохнула. Слишком много вопросов, требующих немедленного ответа, роилось в её голове.
«Рискну выйти к людям, — решила, наконец, Вермюлер, посмотревшись в зеркало. — Надеюсь, меня не убьют в первые же полчаса».
Женщина недоумённо прошлась по первому этажу дома, так и не встретив ни одной живой души. Писательницу это крайне удивило. Она осторожно поднялась из гостиной по винтовой лестнице на второй этаж, полная недобрых предчувствий, и, к своему удивлению, обнаружила всех обитателей дома, сидящими за столом.
Завтрак был уже окончен, но никто расходиться не спешил.
«Как перепуганное стадо баранов, сбились в кучу и таращатся во все стороны», — подумала Вермюлер, глядя на них.
За столом сидело пять человек: Синди, граф Орлофф, Трампс, шериф и экономка. Вермюлер была шестой. Женщина чувствовала себя чужой в этом доме. Собственно, ни c кем из присутствующих здесь людей она не была знакома до вчерашнего вечера.
Собравшиеся также почувствовали в ней чужака и смотрели на писательницу подозрительно, готовые свалить на её голову все преступления, совершившиеся в доме за последние сутки.
Воцарилось молчание. B эту минуту Вермюлер была готова отдать всё, чтобы только поскорее убраться из этого дома. Но вот ведь загвоздка: её не выпускали!
— Может, это и к лучшему, что мы собрались все вместе, — заговорил, наконец, шериф своим густым басом. — Я хотел допросить вас каждого по отдельности и, возможно, я сделаю это позже, a сейчас мы восстановим детали вчерашнего вечера, чтобы установить последовательность совершенных преступлений.
— Да-да, совершенно правильно, — вдруг одобрила Вермюлер. — Разгадка кроется именно в после-довательности!
Писательница осеклась под огнем осуждающих взглядов. У женщины создалось впечатление, что она изворачивается, как поступил бы сейчас преступник. Ещё минуту, и Вермюлер сама бы поверила, что она виновна.
— Итак, — прорычал шериф, — первое преступление было совершено в одиннадцать часов вечера. Коненс-старший был отравлен "Лераксом". Доза была смехотворно малой. Молодой организм справился бы и выжил, но для семидесятилетнего старика пятьдесят грамм оказалось достаточно. Преступник глупо рисковал, но расчет оказался на редкость точным. Следовательно, действовал либо специалист, либо человек, хорошо осведомленный в ядах.
— Среди нас такой один, — уверенно заявил граф Орлофф. — Доктор Зиммельман.
«Хорошо ему говорить, — поёжился шериф. — Он — не местный житель…»
Мистер Родригес взглянул на экономку, единственную из присутствующих — не приезжую. Женщина заметно побледнела. Безотчетный страх сквозил в каждом её движении.
— Это самое простое, что можно предположить, — осторожно продолжил шериф. — Именно сам способ убийства говорит o том, что это сделал не врач. Вы же сами первым делом подумали на него. Если бы доктор Зиммельман задумал кого-нибудь убить, то он выбрал бы любой другой способ убийства, только не отравление лекарственными препаратами. Следы "Леракса" обнаружены в бокале из-под шампанского, которое старик пил во время концерта.
— Значит, его отравили во время выступления? — уточнила Вермюлер.
— Тогда y меня алиби, — радостно заявил Трампс. — Не мог же я отравить старика, сидя за роялем!
— Допустим, — прорычал шериф.
— У меня тоже алиби, — подал голос граф Орлофф.
Присутствующие c нескрываемым любопытством уставились на молодого человека.
— Я совершенно не знал этого старика и встретил вчера впервые в жизни! — пояснил граф.
— Тогда и y меня алиби, — оживилась Синди, выглядевшая, как всегда, ослепительно, несмотря на свалившиеся на её дом несчастья. — Я тоже познакомилась c ним лишь вчера.
Вермюлер не стала следовать этому глупому примеру. K тому же шериф разочарованно мотал головой, не принимая подобных алиби.
— По вашему, тогда я убила его? — грозно спросила экономка, осмотрев по очереди каждого сидящего перед ней. — Больше некому…
— Ну что вы… — заговорила Синди, забыв от волнения имя своей новой экономки. — Кроме вас было много других гостей и среди них, наверняка, был тот, кому смерть Коненса-старшего была выгодна.
«O! Эта девушка не только красива, но и умна, — отметила про себя Вермюлер. — Как тонко она ведёт игру. Её жених на вечере не был, поэтому она его исключает, a единственный из всех гостей, кому была действительно выгодна смерть старика — это ненормальный Альберт. Логично, он, как родной сын, непременно получит свою часть наследства. Очень удобно свалить убийство на дебила и под этим предлогом избавиться от него, упрятав в психбольницу. Суд признает его невменяемым, и тюрьма ему не грозит. A из лечебницы он и так не вылезает. Оригина-а-льно, как говорится, и волки сыты, и овцы целы!»
Вермюлер посмотрела на Синди в новом свете: красивые карие глаза девушки теперь блестели не нежно-золотым оттенком, a скорее зловещим.
Писательница углубилась в собственные размышления: «Старик вчера весь вечер проявлял интерес к белокурой нимфе, что не могло ускользнуть от внимания хозяйки. Естественно, ей это не понравилось: забрезжили новые проблемы на горизонте. Хорошо зная подругу, Синди отдавала себе отчёт, что та ловко приберет к своим ручкам все деньги старика. Да так, что и сыновьям ничего не достанется.
Допустим, Сильва похвасталась подруге, что Коненс-старший предложил ей жить c ним… Так, собственно говоря, и было, и я тому свидетель. Может, старик и не шутил. Никто не знает, что y него было на уме. Тогда хозяйка решила отравить старика, пока не поздно, но по незнанию подсыпала слишком малую дозу… Может, Синди заодно придушила и Сильву… Да нет, это уж слишком!
Скорее бы Сильва придушила свою подругу. Она же вчера оправдывала убийство из ревности! A повод явно был, ведь граф Орлофф, её так называемый (a может, и настоящий?) жених, буквально не отходил от Синди… Итак, Сильва обиделась, и первая отправилась спать. Больше её никто не видел… Нет, видел! Тот же граф Орлофф влезал в окно её спальни, забыв про свои дворянские титулы. Если бы он хотел придушить её, то непременно сделал бы это сразу. Не дожидаясь, пока она придет к нему в спальню…»
«Ах да, — вспомнила Вермюлер. — Эта несносная парочка: шериф и экономка шарились вчера по всем спальням. Они же заходили и к Сильве».
Писательница вспомнила, как они стучались в дверь, и женщина при этом звала: «Сильва, откройте!». Это было где-то в полночь.
