Аснат выпила воды и словно успокоилась немного.
– Дядя, скажи мне, чего от меня хотят; я должна узнать истину из твоих уст, а не от чужих жрецов, которые, как я слышала, собрались у отца, – молила она, бросаясь ему на шею.
Потифар с состраданием посмотрел на ее прелестное, бледное, взволнованное личико и, пытливо заглянув в ее прекрасные, мокрые от слез глаза, вопросительно смотревшие на него, спросил:
– Видела ли ты Иосэфа, Адона Египта?
– Да, один раз, когда он был в Гелиополе.
– Находишь ли ты его красивым? – Аснат сильно покраснела.
– Да, он красив, но мне-то что до этого? – нетерпеливо прибавила она.
– Мысль стать его женой очень испугала бы тебя?
Молодая девушка отшатнулась с ужасом; но Потифар не дал ей одуматься и, взяв ее за руку, быстро увлек в комнату отца.
При виде стоявших в молчании жрецов, взоры которых были устремлены на нее, Аснат опять охватило нервное волнение, и она испуганно стала глазами отыскивать отца. Птахотеп, Верховный жрец храма Пта в Мемфисе, подошел и отечески положил руку ей на голову; Аснат, с детства знавшая почтенного старца, любила его и уважала, и его присутствие отчасти вернуло ей силы.
– Нас собрала здесь печальная необходимость, – сказал серьезно Птахотеп. – Теперь я говорю с тобой не как с ребенком, а с женщиной и дочерью знаменитого Потифэры, Верховного служителя бога всей земли Кеми. Фараон Апопи избрал тебя в супруги еврею Иосэфу – Адону, которого он навязал Египту. Для того ли, чтобы оскорбить и унизить нашу касту, он это сделал, или чтобы понудить нас к открытому сопротивлению, которое в данную минуту было бы гибельно для нас – не знаю достоверно. Мы только что обсудили еще раз, что наш и твой отказ от заключения этого союза вызовет со стороны царя жестокие притеснения, и даже может стоить головы твоему отцу и лучшим людям – цвету нашей страны. Поэтому, бедное дитя мое, преклонись перед царской волей; как достойная дочь своего отца, ты должна пожертвовать любимым человеком и личным счастьем ради спокойствия и будущности Египта.
Аснат зашаталась; он поддержал ее.
– Что скажет Гор? – прошептала она с ужасом.
– Гор – египтянин, и великодушие женщины никогда не заставит покраснеть его; он – мужчина и обязан всю жизнь свою посвятить будущему освобождению родной страны и мщению за этот час.
– Где мой отец? Из его уст хочу я выслушать приговор и узнать: по его ли воле должна я принести себя в жертву? – воскликнула Аснат, разразившись рыданиями.
В этот момент в дверях показался Потифэра; он был бледен и расстроен, но голос его был чист и тверд, когда он резко произнес:
– Да, дочь моя, твоя жертва необходима, и по моей воле ты станешь супругой этого человека! Будь же сильна и с достоинством неси то, что ниспослано тебе судьбой.
Безмолвно бросилась Аснат в его объятия, словно ища у него поддержки; но пережитое волнение и напряжение нервов превысили ее силы, и она потеряла сознание. С помощью одного из жрецов Потифэра отнес ее в комнату, оказал необходимую помощь, а затем, строго-настрого запретив своей жене и сестре всякое внешнее выражение горя, которое еще более усилит возбужденное состояние молодой девушки, вернулся опять к своим собратьям. Когда все разошлись, Верховный жрец принялся обсуждать с Потифаром все необходимые приготовления, вызванные случившимся. На первых порах они порешили, что Потифэра с семьей на завтрашний же день переберется в собственный дом, чтобы избавить Потифара от необходимости встречать и принимать Иосэфа, первого посещения которого, по всем вероятиям, можно было ждать дня через три. Адон отбыл из столицы накануне по важному делу и, вероятно, явится только к официальной помолвке, так как вряд ли он заблуждался насчет радости, которую мог вызвать подобный союз. Когда Аснат пришла в себя, полная апатия сменила в ней прежнее возбуждение; как разбитая, лежала она; думать и что-либо соображать она была совершенно неспособна; наконец, утомление взяло свое и она забылась тяжелым лихорадочным сном, который все-таки подкрепил ее силы, и, проснувшись, почувствовала себя несравненно спокойнее. Теперь в ночной тиши, совершенно одна, она без помехи могла обдумать, какой страшный удар обрушился на нее, разбил ее счастье и перевернул всю ее жизнь.
С удивительной ясностью представилось ей лицо Иосэфа. При воспоминании о пламенном взгляде, как молния пронизавшем ее, дрожь пробежала по ее телу; как-то взглянет он на нее теперь, когда они встретятся уже женихом и невестой! Несмотря на все дурное, слышанное ею об Адоне, ей не удавалось возбудить в себе то отвращение и презрение, какое он внушал ее близким; он был красив, могуществен – первый в Египте; по внешности, как и по манерам, он был человеком ее общества. Но воспоминание о Горе и неизвестность ожидавшего ее будущего омрачали все ее мысли. Соединялась она навек с совершенно чуждым ей человеком темного происхождения; это ведь не Гор, которого она знала и любила. Как-то сложится ее семейная жизнь, которую она представляла себе совсем иначе; каков-то в интимной жизни этот человек, виденный ею всего один раз и не сказавший ей покуда ни одного слова любви? Ужас и страх охватили ее, и под их влиянием померкли красота и высокое положение Адона; для нее он превратился в страшное, безобразное чудовище, жестокой рукой уничтожавшее ее счастье и разрушавшее ее надежды. Закрыв лицо, Аснат залилась слезами.
Бледная, грустная, но, по-видимому, спокойная поднялась она на следующее утро. Шум и суматоха переезда ее вовсе не интересовали: одно желание было у нее, это – увидеть Гора, в последний раз пожать его честную руку и оплакать вместе утраченное счастье. Но тот был в отсутствии – Адон снова взял его в свою свиту.
* * *
Едва только семья Верховного жреца устроилась в своем доме, как целая вереница рабов доставила из дворца невесте Адона царские дары. Апопи был щедр: корзины и шкатулки были, действительно, полны чудес ювелирного искусства, драгоценных камней и тканей; но Аснат даже не взглянула на эти сокровища; милость фараона казалась ей злой иронией.
День пролетел как сон. Весь дом был на ногах, спешно готовясь к завтрашнему дню, так как Иосэф прислал таблички, возвещавшие, что на другой день он явится приветствовать свою будущую жену и справить официальную помолвку. Рабы плели гирлянды, расстилали ковры, развешивали флаги; жилище Верховного жреца принимало праздничный вид. Но юная героиня предстоящего торжества оставалась сумрачной и равнодушной; погруженная в печальное раздумье, она ушла в комнату рядом с отцовской, подальше от всякого шума, и все думала о Горе. Вдруг спешные шаги раздались в смежной галерее, и молодой офицер, – бледный, взволнованный, с лихорадочно горящим взором, – показался на пороге.
При виде его Аснат с криком – горе и радость слышались в нем – порывисто бросилась в его объятия; но Гор оттолкнул ее.
– Правда ли то, о чем говорить весь город и что подтверждают приготовления в вашем доме? – сурово спросил он. – Ты изменила данному мне слову, чтобы стать невестой Адона? Это – позор Египта.
