Мне совсем не хотелось рассказывать Люсику о своих проб лемах, но, видя, что он возносит свою работу в ранг всемирно-исторического достижения, как-то увлёкся и выдал, что и у меня бывают иногда неплохие идеи. Например, я придумал новую логарифмическую линейку и, как бы в порядке ответного шага вежливости, рассказал ему идею ещё не законченной конструкции и, естественно, спросил его мнение. Люсик в данной ситуации повёл себя весьма солидно. Он внимательно выслушал все мои объяснения, задал пару вопросов, потом, сделав некоторые замечания, сказал: «Хорошая вещь, старик, полезная. Но не современная. Тебе нужно было родиться сто лет назад». При этом он тут же заглянул в свою таблицу, обеспечив ей, таким образом, её первое практическое применение. Оказалось, что Люсик уже где-то читал, что не за горами время, когда вычислительные устройства будут делать как радиоприёмники, на самых современных радиолампах. При этом они будут иметь только один недостаток – большое время для разогревания своих катодов! Да, я совсем забыл сказать, что Люсик ко всем своим талантам был также заядлым радиолюбителем. Только он согласился заниматься измерением точки Кюри на кафедре физики. Ну как было не прислушаться к мнению этого интеллектуала, радиолюбителя?.. Тем более что в его словах был какой-то здравый смысл.
Следующее моё знакомство с вычислительной техникой произошло лет десять спустя. Работал я в Институте автоматики рядовым инженером. Однажды, когда мне надоело заниматься скучными расчётами, я выразил мнение, что неплохо бы поработать с программистами. Сказал я это вслух, но все почему-то притихли, как будто я выразил какую-то бестактность. И только один человек, мой непосредственный руководитель, Ваня Шкребтиенко как-то хитро усмехнулся и сказал: «Иди, иди, заодно и погреешься…» Эта фраза запустила аналитическую часть моих полушарий, и я вскоре начал замечать то, что раннее не бросалось в глаза.
Оказалось, что в вычислительном центре, который располагался в нескольких полуподвальных комнатах нашего здания, располагалась электронная вычислительная машина «Минск». Она работала круглые сутки, обеспечивая потребности не только нашего института, но и многих других предприятий. Вокруг этой машины всегда суетилось несколько человек. Программисты и обслуживающий персонал. В основном это были молодые девушки. Абсолютно разные, как будто их и подбирали на любой вкус. А может быть, они сами так сгруппировались? Ведь девушки, тем более, окончившие физмат, не могут не думать об этом… Одеты они были чаще всего в белые халаты и чем-то напоминали медиков. Сходство с медучреждением дополняло и то, что рядом с вычислительной машиной располагались отдельные кабинеты, в которых «клиенты» вычислительного центра имели возможность работать в тесном контакте с этими программистками. О том, что работа в таких условиях для мужчин чрезвычайно вредна, ходили различные слухи, подтверждаемые тем, что ни один из начальников этого центра не работал там больше полугода. Просто не выдерживал напряжённости окружающей обстановки. К тому же, все посетители, которых почему-то называли «клиентами», считали необходимым не только закрываться с девушками в отдельных кабинетах, но также раздеться настолько, насколько позволяла окружающая обстановка…
Эту тему о нравах того времени можно было бы развивать до бесконечности. Тем более что в то время никто не считал зазорным заводить какой-либо служебный роман. О сексуальных притязаниях вообще никто ни-ни. Ведь в нашей стране такое не могло даже быть! А если и было, то почему об этом нужно говорить именно сейчас? Об этом можно поговорить специально, обстоятельно, не спеша. Когда возникнет подходящий момент… Но и уходить от ответа тоже не хорошо… Поэтому начнём, как бы издалека. Те же, которые всё знают, могут пропустить этот раздел… Мне совсем не хочется представить своего читателя с кислой миной на таком же лице…
Вычислительная машина, независимо от того, какая она и что она делает, производит поочерёдные арифметические и логические операции с числами. Эти числа тем или иным образом соответствуют тексту, графическим изображениям, химическим формулам, звукам нотной грамоты и т. д. В процессе работы все эти числа хранятся в памяти машины и извлекаются по мере надобности. Для запоминания одной единственной буквы, даже не буквы, а кода этой буквы, поскольку в то время машины не оперировали с изображениями, необходимо было запомнить как минимум восемь элементарных единиц информации. Такую единицу информации называют байтом. Не трудно представить, какая требуется память для работы со страницей текста или с книгой, которую вы сейчас держите в руках. Так вот, машины даже того времени считались полноценными, если они оперировали массивами информации в сотни тысяч или даже в миллионы байтов. А для запоминания только одного байта информации применяли устройство, содержащее восемь радиоламп и кучу других радиодеталей, в том числе резисторы, конденсаторы и прочее, без которых эти лампы работать не будут. А каждая лампа и резистор выделяют тепло… Вот и представьте себе такую машину, у которой миллион мелькающих индикаторов и обогревательных элементов. Никакие вентиляторы не могли справиться. Даже зимой. К тому же стрекотание перфораторов. Ведь дисплеев в то время не было… Атмосфера!
Вот почему в вычислительный центр ходили, чтобы погреться, стараясь как можно быстрей сбросить с себя всё лишнее. При этом никто не обращал особого внимания на странный вид программисток, увешанных разнообразными перфолентами. Были, правда, и перфокарты, но они никак не влияли на общую картину.
– Ну, как вам понравилось наше бабье царство? – спросил у меня начальник вычислительного центра с какой-то дрожью в голосе. За время нашей ознакомительной прогулки мне всё-таки удалось увидеть не только саму эту ЭВМ, но и некоторых её королев, о которых я уже немало наслушался.
– Да, девушки у вас симпатичные, – ответил я, – настолько, что я побоялся бы пойти к вам на работу… Или наоборот, не знаю… Но вы что-то иное имели в виду? – спросил на всякий случай.
Неужели он увидел во мне мужчину, способного в одиночку или в компании с моим другом Люсиком затеять переворот, после которого от всего вычислительного центра останутся только пух и перья… Но эту мысль я не успел даже додумать…
– Эту машину мы называем «Великий слепой». Это наш внутренний термин. По аналогии с немым кино Чарли Чаплина. Когда-нибудь, в далёком будущем, учёные придумают устройства ввода и вывода информации, которые заменят машине глаза и уши. Работа программиста изменится коренным образом. Появятся у нас толковые мужчины… Да и научный процесс примет новые формы…
Это было время, когда студенческая песня начиналась словами: «Нам электричество пахать и сеять будет…», а заканчивалась: «… Нажмёшь на кнопку – чик-чирик, и человек готов».
– Вы думаете, наш институт с этим не справится? – риторически спросил я.
– Трудно сказать. Это задача для «Большой Науки». В почтовых ящиках такие вещи не решаются. Здесь нужны новые подходы в новую, я бы сказал, виртуальную реальность… И люди, отрешённые от повседневной суеты…
Он ещё долго развивал идеи, прочитанные когда-то в книгах отечественных и зарубежных фантастов, а я, полностью отключившись от него, думал о том, что я так мало знаю и что настоящие, значительные идеи реализуются где-то далеко-далеко… Вдали от нашей мышиной возни со всеми её транзисторами и резисторами… А может быть, я так и не думал, а это пришло ко мне потом, несколько позже, когда я ввязался в многолетнюю гонку именно с этой самой реальностью. И посвятил ей всю оставшуюся жизнь.
