Потом я неоднократно наблюдал, как между собой играют дети разных цветов и оттенков. Такое в Латвии не увидишь. И так продолжалось несколько лет, и я даже думал, что все эти этнические конфликты ушли в прошлое и только российское телевидение всё ещё продолжает показывать старые записи с бросанием камней… Ведь израильтяне материально поддерживают эти территории, дают им работу и прибыль от малого бизнеса… Но вот, постепенно что-то незаметно стало меняться. Начали появляться сообщения о каких-то локальных конфликтах и даже стычках на сопредельных территориях. Дальше – больше. Кое-кто даже советовал не гулять по вечерам. Мне же всё это казалось какими-то байками для слабонервных.
– А вот и крохотный островок Бедлоу. Здесь нужно быть внимательным…
«…Статуя Свободы. Её часто называют прекрасной леди Нью-Йорка, и её нельзя спутать ни с одной из известных статуй. Высота статуи всего 93 метра, но она располагается так, что её нельзя не заметить отовсюду…»
– …Но вот однажды, возвращаясь вечером с прогулки, я заметил поодаль, в тени деревьев, несколько молодых парней. Они не были похожи на отдыхающих после трудового дня. Не напоминали они и подгулявших или принявших чего-то для храбрости. Их вид говорил только о том, что они кого-то ждут. Моя жена начала теребить меня, предлагая уйти в сторону. Но почему я должен изменять свои привычки и потакать женской прихоти. Ведь если начать уступать в мелочах, можно в конце докатиться, что потеряешь себя, свою индивидуальность. Можно ли после этого рассчитывать на какие-нибудь успехи в науке? Как я был не прав в тот момент! Об этом я подумал тогда, когда уже было поздно и отступать было уже некуда.
Их было пятеро. Возраст примерно от пятнадцати до семнадцати лет. Трое направились к нам, а двое пошли в обход, об этом я догадался только тогда, когда услышал приближение незнакомцев сзади. Сопротивление, как известно, в таких ситуациях ни к чему хорошему не приводит, поэтому я решил отдать всё, что у меня было с собой, и даже начал сочинять по иврито-арабски фразу типа: «Ребята, у меня есть несколько шекелей, возьмите их и, как говорится, аллах акбар с вами». Но мне не пришлось проверить на практике свои филологические способности. Оглушительный удар по голове и крик моей жены, это всё, что я запомнил об окончании того злополучного вечера…
…Затем мы на лифте поднялись на обзорную площадку на высоте пьедестала, а по винтовой лестнице, на самый верх статуи.
«В соответствии с договорённостью французская сторона оплачивала расходы на статую, а американская, строительство пьедестала под неё. Американский зодчий Ричард Хант выполнил проект, который получил хорошие отзывы современников, но вот деньги на строительство собирались с трудом. Дальнейшая судьба статуи тесно связана с именем редактора и издателя газеты «World» Джозефа Пулитцера. В 18 лет он прибыл из Венгрии и начал свою трудовую деятельность на ниве разноски газет…»
– …Очнулся я в больнице. Говорят, что русские в Израиле встречаются на каждом шагу. Да, действительно, встречаются, но почему-то не там и не тогда, когда очень нужно. Так произошло и в этот момент. Полицейский офицер, который стоял рядом с врачом, никак не мог мне что-то объяснить или спросить. Ему казалось, что если он будет говорить много и быстро, то объём его информации превратится в доходчивую для меня субстанцию, и мы сможем понять друг друга. Но, к сожалению, этого не произошло. К тому же очень болела голова. Но вот перед моими глазами начала проясняться картина произошедших событий. И я понял, что с врачом ведь можно поговорить по-латыни. Когда же я осознал, что дело не безнадёжное, я вдруг неожиданно спросил: «Ду ю спик инглиш?» И, естественно, ответы: «Я, ес, – и хором, – ви ду». После этого я снова потерял сознание.
Первый вопрос, который я задал, придя в себя, был: «Где мои вещи?» А полученный ответ, что все вещи исчезли вместе с грабителями, нанёс мне окончательный удар. Не физический и не медицинский. Моральный. В кармане моих брюк была коробочка с препаратом! Я даже забыл в тот момент спросить, что стало с моей женой. На этот раз в палате было три человека, включая переводчицу, поэтому на этот раз мне внятно объяснили, что моя жена тоже пострадала. Она была тяжело избита, но, кажется, всё обошлось, и она находится сейчас в стабильном состоянии. К тому же полицейского мало интересовала коробочка с моим препаратом, а всё больше – описание налётчиков. Мои заявления, что нужно искать не людей, а пропавшие предметы, никак не находили понимание, а объяснить им всю значимость потери, по понятным причинам, я не мог. И именно это вызывало у меня дополнительные страдания… – Гурам Левонович опять прервал рассказ.
…Манхеттен. После Статуи Свободы мы отправились к руинам Всемирного торгового центра, около которого, очевидно, по инерции всё ещё толпятся туристы и местные зеваки. Здесь же экскурсоводы разных туристических групп рассказывают историю постройки этих, некогда замечательных сооружений и о трагических днях 11 сентября 2002 года…
– …Простите, Гурам Левонович, может быть, я что-то не понимаю. Почему такое самобичевание. Сделаете новый препарат. Вы ведь знаете его формулу, – спросил я.
– Не в этом дело, – ответил мой собеседник и продолжил свою историю. – Когда я возвратился домой, то обнаружил, что моя лаборатория разграблена, остатки препарата похищены, а мыши куда-то исчезли. Кого мог интересовать мой препарат? Только того, кто уже опробовал его действие на себе, что, в свою очередь, чревато тяжелейшими последствиями.
– Опять не понимаю, – сказал я, – что значит, опробовал на себе? С какой стати даже круглый идиот будет опробовать на себе всё, что попадается под руки. К тому же для получения результата необходимо ждать несколько лет. И кого могут интересовать опыты генетика-геронтолога? Да они и знать не знают, что это такое. И вообще, стоит ли беспокоиться за то, что несколько бандитов в качестве расплаты за свои художества сократят себе жизнь. Считайте, что это ваш личный ответ бандитам. Я бы даже ввёл такую кару и другим неисправимым бандюгам и убийцам, имеющим генетическую склонность к бандитизму. Я бы законодательно принял… – но я не закончил свои рассуждения, потому что увидел на лице моего собеседника неодобрительную гримасу.
– Подождите, подождите минутку. У вас, мой друг, здесь по крайней мере два вопроса, и я попытаюсь ответить на них. Во-первых, то, что на мою лабораторию было совершено нападение, мне, абсолютно однозначно, говорит, что мой препарат был принят ими за наркотик. И это моё утверждение не лишено оснований. Конечно, об этом я могу судить только теоретически, поскольку ни я, ни мои помощники пробовать его на вкус не решались. К тому же он и внешне ничем не отличался от наркотиков, применяемых в виде таблеток, и входящие в него компоненты содержат морфин, альфа-метилтриптамин и прочие химикалии. Нормальный человек, конечно, не будет пробовать то, что попадается под руки, а наркоманы – они ведь не нормальные люди. Во-вторых, мне кажется, что вы недостаточно полно понимаете степень опасности, которая нависла над обществом. Поэтому, я попробую коротко объяснить вам главную суть проблемы… Послушаем экскурсовода… – опять прервался он.
«…Музеи Нью-Йорка. Они являются объектом особой гордости американцев. В числе самых выдающихся музеев мира, наряду с Лувром, Эрмитажем и Прадо, стоит название «Метрополитен музея». Располагается он в Манхэттене, на Пятой Авеню, и содержит более 30 миллионов произведений искусства…»
