– Ты, сука, еще и по закону получишь, за сопротивление, – обещает главный. – Мы тебя закатаем на пяток лет.
Мне становится плохо: ведь действительно закатают. Еще и бригадира припомнят. Это Кролик завел всех сюда, мерзавец!
Омоновский авторитет вытаскивает фонарик: посмотреть, что за рыба. И неожиданно ахает:
– Васильев!
И начинает реветь – теперь уже от счастья.
Вся ситуация мгновенно на сто восемьдесят градусов развернулась: мы и пикнуть не успели. Вот за что люблю я Святую Русь – раз попался однополчанин – законы, по которым можно и закатать, и даже уконтропупить, летят ко всем собачьим чертям.
Проституток хотят на радостях отпустить, но те артачатся: кому охота топать отсюда пешком до центра. Добро пожаловать в фургон, девочки! Нет, если у тебя в этой замечательной стране не найдется пусть даже самого завалящего знакомого во внутренних органах – пропащий ты человек.
Командирский «газик» забит до отказа. Васенька и не вздрогнул: словно немыслимая встреча на банных задворках вещь для него сама собой разумеющаяся. А полковой друг обнял находку ужасающей ручищей и немедленно вспоминает о Гиндукуше: оказывается, пулемет в горах – нужнейшая вещь. Пулеметчика лелеют и холят, как пони в зоопарке. Но подставлять для махины он должен собственный горб, потому что у других свои обязанности. Васенька ишачил у них пулеметчиком. И ни разу не подводил.
– Сейчас отпразднуем встречу! – заявляет Кинг-Конг мне и поручику.
И тут Киже ни с того ни с сего интересуется:
– А как же ваша работа? Как патрулирование?
Если бы омоновец вдруг спохватился, хлопнул себя по лбу: «Ах да, я как-то совершенно забыл – у меня же серьезные обязанности» – и тотчас бы всех высадил, перевернулся бы весь православный мир. Но я спокоен за отчизну – летим прямиком на базу государевых слуг. Попадающиеся «форды» и «БМВ» жмутся к тротуарам: сунуться под колеса такого вот разухабистого отряда в сегодняшнем Петербурге не решились бы Бонни и Клайд. Торжеством момента проникнуты даже светофоры: нам светит сплошная «зелень». Едва успел нырнуть в проулок глупенький зазевавшийся «джип». Шофер «газона» прищелкивает языком:
– То-то, гнида!
В центре дамам галантно протянуты лапы и лапищи. Вместе с ними вылез московский гусь:
– Передайте… Чтоб в «Сретенке» не появлялся!
И в сторону «Метрополя» направил свое высохшее гвоздеобразное тело.
ОМОН квартирует на Мойке. Плечом к плечу восседаем в прокуренной комнате за не менее бесконечным, чем ночь, столом. Штык-ножи распахивают консервные внутренности. Здешние стаканы напоминают снарядные гильзы: поручик сжимает один такой кубок, словно заправский вояка. Командир продавил Самсону плечи и в который раз заводит китайскую песню про путь с пулеметом. Башибузуки уважительно поглядывают в сторону «фронтового брата». Всех их скопом отправляют в Чечню: эшелон подадут со дня на день. Горилла приглашает друга на бранный пир:
– Давай присоединяйся. Чего тебе здесь киснуть?
В дежурку постоянно кто-то заглядывает, приносят новые табуретки: сплошная камуфляжная рябь. И вновь мне полк вспомнился – и, видно, я опять что-то там ляпнул вслух.
Киже взвился:
– Принялся за свое?!
– Ты «Бхагават-Гиту» читал?
– Допустим, – еще больше тревожится Юлик.
– Помнишь, перед самой главной битвой Кришна сказал Арджуне, когда увидел вражеские войска: «Они уже мертвы. Они еще этого не знают, но так решено. Ибо я знаю то, чего не знают они. Я знаю Конец битвы».
– Ну и? – ждет очередного подвоха поручик.
– Христос поэтому и приказывает стоять. Он знает Конец битвы. Не важно, что голос у Него грубый и что за шиворот нас, как щенят, обратно в строй втаскивает. Он ведь и тогда, в прежнем своем кротком обличье разгневался на торговцев в храме! А сейчас вообще не до проповедей. Сейчас Ему камуфляж, а не хитон надевать нужно!
– Ты на игле?
– Нет.
– Ну, тогда при чем здесь «Бхагават-Гита»? – чуть ли не со слезами вопрошает.
– Очень даже при чем.
– Не желаю слушать твои бредни.
Выхватываю, словно меч, из пачки соседа-омоновца крепкую сигарету и еще одно облачко присоединяю к большому, густому мареву, которое уже окутало потолок и явно намеревается опуститься. И подмигиваю собеседнику.
Поручик терпеть не может марсианского языка:
– Придурок! Какой такой Арджуна?
– Самый настоящий!
– Нашел время.
– Самое время и нашел, – упрямлюсь. – И нет времени более подходящего. Мы уже мертвы. Но мы – не мертвы. Вот в чем штука! Христос это знает – поэтому и загоняет в строй.
Киже отшатнулся. Но не успевает меня окончательно послать – главный хозяин наполнил свою стаканюгу.
Конечно же, не Цицерон! Без конца подается образ всем им тогда позарез нужной боевой тропы. Мой великан-сосед заметил: я самым подлым образом чуть пригубил единственную оказавшуюся здесь посреди бравых граненых собратьев, рюмку. Он явно белая ворона в петербургской милиции: слушает доводы не перебивая. Однако затем преспокойно доводит дело до конца: не требует поменять емкость, но заставляет ее осушить. А Кинг-Конг заряжает по новой. И, окончательно перечеркивая Конституцию, клянется в преданности личному корефану, пусть даже Васенька такое натворит, за что предлагают пять пожизненных сроков. Заодно упомянуты и мы, грешные. В считанные секунды мне и поручику обеспечен надежный тыл.
Я даже начинаю жалеть, что Кролик улизнул – вот бы порезвился сейчас в Валгалле посреди скандинавских богов, которым только шлемов и не достает; а так все присутствует, включая веселую свирепость, с которой божества хлещут водку. Переходим к павшим: к тем, чьи фотографии сейчас за нашими спинами, и к тем, кого потеряли Васенька с командиром на той бесконечной дороге. Штык-ножами кромсается колбаса. Разламывается хлеб и каждый ломоть – порция Циклопов. Так продолжается тризна, самая удивительная из тех, которые я когда-либо видел. Никакой болтовни. Пьют и едят по приказу. Все нарезается и наполняется с невероятной проворностью, словно орудуют два молодца из ларца. К подобному варианту замечательной мужской попойки женщин нельзя подпускать и на сто километров.
Тост за «надежную затычку для любых дыр» предлагается тоже до дна. И вот здесь-то клешня соседа чуть было не перекусила мое запястье, ненавязчиво заставив сменить рюмочку на полновесный стаканище. Кубок Большого Орла и в три глотка не осушить, но все уже встали: ОМОН, как и павшие – дело святое. Отказаться, когда за тобой пристально следит дюжина здоровенных варягов – дерзость, граничащая с безумием.
– За ноги не беспокойся, – грохочет легендарный Васенькин друг. – Доставку берем на себя.
