– Классическое самурайское сэппуку! – засмеялся вслух, рот растянул, щекой подвигал, уходящую боль ощутил с краю такой большой без зуба пустоты.
Прогудел маневровый тепловоз где-то недалеко.
Алексей вернулся в тот давнишний мир – его личное пространство. Непонятный и незнакомый теперешним людям, а ему это не кажется странным, и только он теперь понимает, что это два разных мира, и он – пришелец в одном из них. Как если бы нашли где-то в лесу осколок метеорита, но не смогли точно определить его состав, откуда, из какой дали закинуло и как притянуло к орбите этой планеты, одно известно точно, что материал этот – инопланетного происхождения, редких свойств и качеств необыкновенных.
Я – чужой здесь, где так много построил мой отец, но это заслуги его, а теперь я гражданин другого государства, у меня паспорт, в котором лишь имя и фамилия, вписанные латинскими буквами.
Жизнь осталось в том, другом отечестве, которое так тяжко, надрывая жилы, строил отец, так трудно вспахивали деды, и мои родители уверены были, что созидают будущее моё и страны – а его нет у меня, я чужой и в этой, и в соседней стране, и в любой другой.
Это моя сегодняшняя жизнь, какая есть, выросшая из такого прошлого и так и не ставшая светлым будущим, и я – убегаю от бедности, семеню ногами, машу ручонками, а она неспешно догоняет: беззубостью, разочарованиями, беспросветностью. Игра в догонялки, в которой известен финал.
Так расценив себя и свою жизнь, Алексей подвёл итог своим думам.
– Опять – при железной дороге, как паровоз, но с крыльями, разгоняюсь на всю мощь, КПД же такое малое, что крылья просто ни к чему! И не паровоз, и не самолёт! Нет – всё по-другому: я как Антей, прикоснулся к матери-Гее, мгновенно, самой малой точкой, невидимой другому глазу частичкой, и этого достаточно, чтобы набраться сил, воспрянуть, воспарить и возродиться. Прежде я не поверил бы, что этого мига достаточно, а сейчас вот – момент истины?
И взялся за телефон.
День набирал обороты, маховик крутился плавно. А звонка «оттуда», насчёт новой работы, не было. Он ждал, на часы поглядывал, забывая, что батарейка «сдохла», удивляясь тому, что показывал циферблат, вновь вспоминая об этом, досадуя, что так быстро забыл. А после обеда успокоился, перестал дёргаться и позвонил Игорю.
Однако трубку никто не брал. После третьего звонка он решил, что Игорь сам его найдёт, а то, что Алексей звонил, пытался «забить стрелку», было реальным оправданием и проверялось легко, по неотвеченным звонкам.
Он успокоился и решил ждать.
День тихо угасал. Алексей ощущал сильную усталость, всегдашнюю к концу недели, но усугубленную всеми переживаниями такой длинной «страстной пятницы».
Добирался домой, вспоминал, отвлекался от зубной пустоты.
Впридачу, как это и бывало частенько именно в пятницу, случилась пробка на проспекте, выходящем на кольцевую. Плотный поток стремился за город, на выходные. Автобус мучительно, натужно, останавливаясь через метр-полтора, двигался под мостом. Потом в горку взбирался, чадя чёрным дымом, проникающим в салон, норовя скатиться назад. На выезде на мост, как всегда – авария, кто-то кому-то не уступил дорогу, легковушку притёрли к столбу, мигала рубиновым аварийка, ждали полицию для составления протокола.
Прошёл уже час с четвертью вместо обычных двадцати минут. Алексей невероятно устал, отупел, чувствовал даже жжение в подошвах, так натрудил ноги, был на грани срыва, но возмущаться смысла не было, конечно, люди рядом раздражали, и тлела, занималась никчёмная тряпица глупой враждебности, неприятное чувство агрессии ко всему и ко всем, к ним, ни в чём не повинным, так же, как он, страдающим от всей этой несуразности, усталости, но оказавшимся по воле случая здесь и сейчас. И он гасил в себе это гадливенькое чувство, и досаду, и желание вспылить, возмутиться.
Уже перед самой дверью подъезда заметил лёгкий снежок, парящий в воздухе, прикрывающий неопрятность наледи, прозрачный и белый, как оренбургская «паутинка» на просвет.
Он поставил греться щи, забелил сметанкой.
– Щи – зимой хороши! – срифмовал вяло, безрадостно.
Пока они грелись на медленном огне, достал из холодильника кастрюльку с двумя большими картофелинами, приготовленными накануне, разрезал их пополам в длину, поставил вариться. Вода быстро закипела, забурлила, он посолил, огонь уменьшил, крышкой накрыл, чтобы скорее сварилось.
Щи разогрелись. Он присел сбоку стола, наблюдая, как кипит картошка. Не спеша, осторожно поел. Сполоснул миску, приготовил её для картошки. Посидел несколько минут, чувствуя лёгкую сытость и тепло, приливающее к щекам. Икнул громко, словно передачу переключил на тракторе и скрежетнул, поторопившись.
– Надо хлеб тщательней разжёвывать – неужовистый. Труднее будет без зуба сбоку.
Попробовал картошку, потыкал острым маленьким ножиком, доложил сам себе:
– Гото-о-ва.
Слил воду, уклоняясь от горячей волны пара из мойки. Вывалил четыре половинки в миску. Сверху выложил большую ложку сметаны. Она лежала белой горкой и не растекалась по горячей картошке, запаха не отдавала.
– Техническая смазка – сметанол! – сказал вслух.
Алексей не спешил. Во-первых, уже заморил червячка, во-вторых, знал, что картошка ещё очень горячая и остывает не быстро. Достал салат из морской капусты.
Попробовал, пожевал:
– Неплохо!
В прошлый раз салат был с песком, но он почему-то не взял против обыкновения чек и досадовал, что не может вернуть, хоть и стоил он тринадцать рублей баночка. Пришлось выкинуть, ожесточившись в очередной раз из-за мелкой глупости.
Сейчас салат ему понравился, хоть и присутствовал лёгкий йодистый привкус больничного свойства. Внутри белели ломтики кальмара и тонкие оранжевые полоски морковки оживляли тёмно-зелёную массу.
– Это точно от йода, капуста ведь – морская. – Зажмурился: – А полезно-то ка-а-ак!
Съел ровно половину, прикрыл крышкой, оставил на завтра, с утра к яишенке, «сложный гарнир подсластить».
Утром по субботам он делал яичницу.
Два года назад он весил почти сто семь килограмм, против сегодняшних восьмидесяти. Был доволен своей теперешней «стройностью», энергичен, лишь иногда просыпался под утро оттого, что громогласно ворчит пустой желудок, но с этим он тоже научился справляться: достаточно выпить стакан воды. Радовался, что не надо таскать лишние килограммы.
Он ощущал себя лёгкой щепкой, которую несёт по жизни, и к радости от такой лёгкости примешивалась гордость, что он смог этого добиться. В качестве назидания и предмета некоторого хвастовства перед друзьями, хранил в шкафу костюм, оставшийся от прежней, «тучной» жизни. Он слегка презирал рекламу похудения и человеческую слабость перед чревоугодием. Ему нравилось выражение «многоядение», которое он услыхал как-то в утренней субботней передаче «Библия для маленьких». Оно точно передавало суть того, что приводило к полноте.
