– А вот вопрос. Разрешите, товарищ лейтенант?
– Да, пожалуйста.
– Вам ничего там… по начальству не доводили?
– В смысле?
– Ну, то-сё… тусё-мусё, муде́ к бороде… насчёт личного состава роты.
– Списки уточнили несколько раз.
– А так – персонально… никого, ничего?
– Нет. Почему такой интерес?
– Тут дело вот в чём. – Геша заговорщицки огляделся по сторонам и продолжил: – Это только вам рассказываю. Мы с Игорёхой дня два как с морей на берег сошли в родном порту. Пошли к знакомым тёлкам, а там парняги. Ну, мы слово за слово, хером по столу… Нервы не выдержали. Рубанулись чуток. Шум, крик… за милицией побежали. А они-то нас знают. Я там уже отмечался… Не раз! Да, Игорёк? – Они радостно засмеялись. – Опыт уже есть. Я же в ВДВ служил, могу отбиться. Ну, бля, думаю, залетим счас, хер в моря потом, в загранку выпустят. Чё делать? Сидим, как мыши в кладовке, затаились, молчим, бля – не дышим. Ага! На лестнице разговор. Ну, думаю – пришли, архангелы, по нашу душу! Ухо в дверь воткнули – военкомат народ сбирает… учения вроде. Ушли, ну мы – бегом! Пришли сдаваться. Там говорят – не вызывали. Мы дуриками прикинулись – как это! Был человек от вас, из военкоматских… А повестка? Ну, мы шарим по карманам – забыли, мол, дома, на подоконнике, да они-то уже рады! Ловить не надо, сами припёрлись с Игорьком, бля! Я им «конину» тихонько в стол подтиснул, дагестанскую. И тут же – вторую, от Игорька привет. Пять звёзд, между прочим, – они опять засмеялись чему-то своему. – Так что просьба, товарищ лейтенант – будут пытать, не раскалывайтесь раньше времени. Очень вас прошу. Дайте знать… чуть что. Двоим морским волкам – ну не пропадать же на берегу. Верно? – Он шумно выдохнул.
– И всего-то?
– Ну да!
– Оповещу, – улыбнулся я, – там мокрухи-то не было?
– Не-е-а! Это точно! Носы помяли, морды помассировали, и всё. Тут мы ручаемся – скажи, Игорёк! Ну не молчи ты, ёптить! Опять засмурнел, собака!
– Да я согласен! Всё правильно сказал! Чё тут бакланить! – ответил Игорь.
Прибежал Пётр:
– Товарищ лейтенант, на минутку вас.
Отошёл с ним в сторону.
– Я сгонял на разведку, тут какая-то станция маленькая. Может, добежать, расспросить, – рукой показал в густые заросли, – пока наши охламоны не рассекретили? – Там женщина. Одна. Я пошёл поссать в сторонку, гляжу – окошко светится, – говорил тихим голосом Пётр, – ну и наткнулся… бегом назад. Вы же говорили… надо как-то оповестить… домашних.
Мы стали пробираться через кусты и вскоре вышли к небольшому строению. То ли весовая, то ли ещё какая-то служба при железной дороге. Светилось приоткрытое оконце, сквозь занавеску была видна женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой, лицо спокойное, в очках. Она что-то писала в большую амбарную книгу. Перед ней дымилась большая керамическая чашка, кофе чернело глянцево, блики нефтяные пускало, тонкой голубоватой струйкой тянулся кверху дым, на краю хрустальной пепельницы, солидной не к месту, тлела сигарета с фильтром.
– Не напугалась бы, – подумал я, отодвинул через приоткрытое окно тонкую занавеску, пошире приоткрыл створку, – крику не оберёшься.
– Добрый день.
* * *
– Laba diena.
– Laba diena, moteryškė. Koks čia miestas?
– …Lietuva-Lietuvos pasienis, Toliau-Baltarusija.
– Aš esu iš šito ešelono. “Partizanai“. Antrą parą jau važiuojam. Žmona su dukra nieko nežino-kur aš randuosi. Visiškai nėra laiko. Sustojimas trijom minutėm. Prašau, padėkite.
– Gerai. – Руку спокойно протянула, очки на лоб приподняла, стала в листок всматриваться, кивнула головой – всё понятно, разборчиво.
– Štai lapelis su adresu, ir tekstas apačioje. Išsiųskyte telegramą atvyrutėje. Štai jums trys rubliai.
– Nesijaudinkyte, aš viska padarysiu, – взяла трёшку мятую, на стол положила, разгладила ладонью аккуратно.
– Ačiū… dėkuoju.
– Аš viska padarysiu, – женщина улыбнулась, кивнула утвердительно. Зачем-то поправила причёску.
Пётр стоял за спиной, почти не дышал, но я чувствовал шевеление волос на своём затылке.
* * *
– Добрый вечер, женщина. Что за город?
– Литва, граница Литвы. Дальше – Беларусь.
– Я с этого эшелона. «Партизаны». Едем уже вторые сутки. Жена и дочь ничего не знают – где я. Совсем нет времени. Остановка три минуты. Помогите, пожалуйста.
– Хорошо.
– Вот адрес – на листке, там текст внизу. Отправьте им открытку… телеграмму. Вот три рубля.
– Не волнуйтесь. Я всё сделаю.
– Спасибо… спасибо…
(перевод Романаса Гусаковаса)
____________________________________________________
– Ну, вы ли-и-ихо! – таращил глаза Пётр, – такое произношение! Прям… не знаю даже!
– Спасибо, Пётр! Сильно выручил! Даже не представляешь – как! А ты тоже литовский знаешь, что ли? – засмеялся я. – Так обрадовался! Как на родину вернулся!
– Нет, но тётка-то всё поняла. Спокойно так уловила! Добрая тётка. Я глаза видел.
– А я в срочную службу в сорока километрах от Вильнюса служил, отдельный танковый полк при мотопехотной дивизии. Полтора года. Такая история. Ребят было много литовцев. Хороший язык – мягкий, напевный, не злой. И люди тоже попались нормальные. В основном сельские трактористы бывшие, не избалованные. Какая там дедовщина! Сержантом был, старшим механиком-водителем. Скажешь, чего надо сделать, можешь уходить. Пока всё не сделает – спать не ляжет. Вот – через людей-то… лучше всего познаётся. Без словарей. Был такой у нас – Витас Бержелёнис – рисовал, на гитаре играл – талант! Так он и нарисует, и споёт, чтобы понятно было всё. Даже самому как-то хотелось, чтоб получилось… Вот видишь, пригодилось! Поди узнай, когда что понадобится. Хотя и подзабыл, за столько-то лет… Даже, – я засмеялся, ветку отодвинул, придержал, Петра пропустил, – несколько песен знал. Весёлые, шуточные, с притопом-прихлопом… Ну и материться, конечно, научили первым делом. На литовском. Почему это языки легче усвоить с матерщины? Чудно!
– А ну – скажите чего-нибудь такого… матюков. Немного.
– Не хочу ругаться. Не то настроение.
– А как станция-то называется?
– Не расслышал… То ли Каркаляй… то ли… Кальваляй… в общем – кончается на «яй».
– Может – Тракай?
– Ну нет, Тракай я бы запомнил, известное место! Да сейчас уже и не важно. Проехали!
– Ну, вот – проехали – «Траля-ляй»! Всё равно – здорово! А я вот за полтора года даже не знаю, как на пуштунском «здрасьте-досвиданья» сказать! «Шурави, шурави». Улыбаются, мягко стелят, в халатах, а ночью – головорезы.
