Д.Т. Язов: – Я в целом положительно оцениваю Жукова. Прежде всего, как талантливого полководца. Но на меня горькое впечатление произвёл ставший достоянием общественности текст его выступления на несостоявшемся Пленуме ЦК партии. Он в этот момент дул с Хрущёвым, как говорится, в одну дуду. Правда, впоследствии, после смещения Хрущёва, Жуков изменил свою позицию и уже отдавал должное вождю и полководцу.
Вот его оценки послехрущёвского периода: «Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим». И еще: «И.В. Сталин владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела».
Корр.: – А как вы относитесь к мнению маршала авиации Голованова, считавшего, что когда будут подняты и изучены все архивы по Великой Отечественной войне, то первое место среди наших полководцев займёт Константин Константинович Рокоссовский?
Так кто же: он или Жуков?
Д.Т. Язов: – Сталин, по-моему, давно ответил на этот вопрос. Он сказал, что Жуков воевал лучше Конева, но не хуже Рокоссовского.
Какая Вам ещё нужна аттестация? Константин Константинович многих, включая Сталина, привлекал к себе своей порядочностью, вниманием к людям, интеллигентностью, что не исключало его выдающегося полководческого таланта.
Корр.: – А как Вам такой хрущёвский пассаж: «Сталин был очень далёк от понимания той реальной обстановки, которая складывалась на фронтах. И это естественно, так как за всю Отечественную войну он не был ни на одном участке фронта, ни в одном из освобождённых городов».
Д.Т. Язов: – Давайте по порядку. Что касается освобождённых городов, то он был в главном из них – Сталинграде. Проехав по сожженным улицам, пообещал горожанам отстроить город лучше прежнего. Не знал обстановки, потому что не бывал на фронтах? А зачем, скажите, Верховному Главнокомандующему разъезжать по боевым позициям? Я приведу на этот счет точку зрения генерала Штеменко: «Было бы непростительным легкомыслием даже на короткий период покидать Ставку для решения частных вопросов одного из фронтов». Такого же мнения придерживался и Василевский.
Сталин получал информацию не только из Генштаба, наркомата обороны. Ему регулярно присылали свои доклады фронтовые командиры. Кроме того, представители Ставки должны были ежедневно докладывать о положении на фронтах. Однажды Василевский получил серьёзное внушение за то, что вовремя не представил свой доклад. Сталин даже пригрозил, что при повторной оплошности начальник Генштаба может лишиться своего поста.
Василевский проработал бок о бок с Верховным Главнокомандующим почти три года. Поэтому нам особенно ценно его мнение. «Сталин, – вспоминал он, – уделял огромное внимание созданию эффективного стиля работы Ставки. Если мы посмотрим на этот стиль осенью 1942 года, то мы увидим, что он отличался доверием к опыту коллективной работы, высокой степенью исполнительности, изобретательности, постоянным контактом с войсками и точным знанием положения на фронте. Как Верховный Главнокомандующий, Сталин был предельно требователен ко всем и ко всему. Он никогда не прощал беспечности в работе и ошибок при завершении дела».
Был упрёк, что Сталин не знал обстановки на фронтах. Он знал её в деталях. Командующий ВМФ Герой Советского Союза Н.Г. Кузнецов вспоминал: «Я мог бы привести много примеров, как Сталин, уточняя с военачальниками положение на фронтах, знал, когда нужно, вплоть до положения каждого полка». И этому есть множество других подтверждений, документально зафиксированных. Вот телеграмма, которую он отправил командованию Западного фронта во главе с Жуковым. «По донесениям штаба Западного фронта 387-я, 350-я и часть 346-й стрелковых дивизий 61-й армии продолжают вести бой в обстановке окружения, и, несмотря на неоднократные указания Ставки, помощь им до сего времени не оказывается. Немцы никогда не покидают свои части, окруженные советскими войсками, и всеми возможными силами и средствами стараются во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти их. У советского командования должно быть больше товарищеского чувства к своим окруженным частям, чем у немецко-фашистского командования. На деле, однако, оказывается, что советское командование проявляет гораздо меньше заботы о своих окружённых частях, чем немецкое. Это кладёт пятно позора на советское командование».
Обратите внимание на тон. Сталин спокойно, я бы даже сказал, деликатно указывает подчинённым на промахи, апеллируя к их патриотическим чувствам.
Приведу ещё одно свидетельство того, что Верховный Главнокомандующий, вопреки утверждениям Хрущёва, досконально знал ситуацию, складывающуюся на том или ином участке фронта. В октябре 1942 года, в разгар Сталинградской битвы, он пишет Ерёменко, командующему фронтом: «Я думаю, что вы не видите той опасности, которая угрожает войскам Сталинградского фронта. Заняв центр города и выдвинувшись к Волге севернее Сталинграда, противник намерен… окружить 62-ю армию и взять её в плен… Необходимо превратить каждый дом и каждую улицу Сталинграда в крепость.
К сожалению, Вы этого не сумели сделать и всё ещё продолжаете сдавать противнику квартал за кварталом. Это говорит о вашей плохой работе».
Корр.: – Но ведь, насколько я знаю, и на фронт он выезжал несколько раз…
Д.Т. Язов: – Конечно. Это было в начале войны. Точный маршрут зафиксировал сопровождавший вождя его телохранитель А. Рыбин. Он оставил тёплые воспоминания о Иосифе Виссарионовиче. Называются они «Рядом со Сталиным». Я бы сказал, что надёжнее свидетеля не найти. Так вот: в августе 1941 года Сталин вместе с Булганиным в районе Малоярославца осматривал боевые позиции. Через несколько дней – новый выезд. На этот раз с Ворошиловым и Жуковым. Цель – знакомство с Можайской оборонительной линией. В конце октября Сталин и Ворошилов поехали на боевые позиции шестнадцатой армии. Здесь вместе с Рокоссовским наблюдали за первыми залпами «катюш». В середине ноября – Волоколамское шоссе. Надо ли напоминать, что это был разгар битвы за Москву.
Летом 1942 года – поездка на Западный фронт. Вместе с военными наблюдал за испытанием самолёта, управляемого по радио с земли. Следующая остановка в Гжатске. Совещание в штабе Западного фронта. Дальше переезд в Юхнов. Ещё одно совещание, на этот раз с артиллеристами. И, наконец, Ржев. Совещание у командующего Калининским фронтом генерала Ерёменко. После чего следует указание в Москву: оказать помощь Калининскому фронту.
Могут спросить: была ли необходимость в этих поездках? Я думаю, что причина, по которой Сталин принял тогда это решение, носила скорее психологический характер. Поддержать людей морально, показать, что он с ними, разделяет общую беду и опасность.
Корр.: – Да, говорят, что Иосиф Виссарионович был превосходным психологом. Чего стоит одно только его решение остаться в Москве, когда всё висело на волоске…
Д.Т. Язов: – Напомню, во время войны Сталин тянул воз, который не под силу простому смертному: стоял во главе партии и правительства, возглавлял ГКО и наркомат обороны, был талантливейшим Верховным Главнокомандующим. В качестве дополнительной нагрузки у него было ещё одно любимое детище – авиация дальнего действия. Её командующий Голованов вспоминал: когда экипажи улетали бомбить Берлин и другие вражеские города, Сталин не ложился спать, пока последний самолёт не вернётся на свой аэродром.
