Вот этот тост:
«Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» великого государственного механизма, но без которых все мы – маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-нибудь «винтик» разладится – и кончено. Я поднимаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственных механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много. Имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это – скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это – люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей».
Это как же надо было поднатужиться, чтобы из светлого гимна трудовому народу состряпать нечто прямо противоположное.
Д.Т. Язов: – Ну в этом-то они поднабили руку. Не один десяток лет изощряются во лжи, а вытравить Сталина из народной памяти не получается. Я бы отметил тут ещё одну деталь. Вскоре после этого приёма, 26 июня Верховному Главнокомандующему было присвоено звание Героя Советского Союза, но на его кители и на Потсдамской конференции, и на последующих мероприятиях видна единственная неизменная Звезда Героя Социалистического Труда. Сталин считал, что носит её заслуженно. А по поводу второй Звезды Героя он высказался так: «Такая высокая награда должна вручаться только воинам, проявившим героизм на поле боя! Я же в атаку с винтовкой наперевес не ходил и героизма не проявлял». Так ни разу и не надел новую награду. Её прикрепили к кителю после смерти вождя. Во время похорон.
Корр.: – Переходим к Потсдамской конференции?
Д.Т. Язов: – Да. По продолжительности она превосходила две предыдущие: началась 17 июля 1945 года и закончилась 2 августа. К моменту её начала в составе Большой Тройки произошли изменения. Вместо умершего Рузвельта американскую делегацию возглавлял Гарри Трумэн. А позже место проигравшего выборы Черчилля занял Клемент Эттли.
Сталин, Эттли и Трумэн в Потсдаме, 1945 г.
Корр.: – Я бы не упустила случая обратить внимание на такой факт. Наши либералы утверждают, что Сталин был весьма озабочен возвеличиванием собственной личности и не упускал для этого мало-мальски подходящей возможности. А чем не повод приезд в поверженный Берлин? Известно, что после капитуляции Франции Гитлер в сопровождении свиты и фотографов триумфально проехал по Парижу. Не отказали себе в удовольствии посмотреть на улицы разрушенного Берлина и Трумэн с Черчиллем. А Сталин? Накануне приезда он позвонил Жукову: «Вы не вздумайте для встречи строить всякие там почётные караулы с оркестрами. Приезжайте на вокзал сами и захватите с собой тех, кого Вы считаете нужным». Наша скромная делегация встречала Верховного Главнокомандующего у вагона поезда.
Д.Т. Язов: – Сталин был общепризнанным мировым лидером и не нуждался в дополнительном подтверждении этого титула. Ему претила всяческая помпезность. Кстати, идея провести конференцию в Берлине – этом «логове поверженного зверя» принадлежит Иосифу Виссарионовичу. Трумэн предлагал для встречи Аляску. Но Сталин считал, что точка должна быть поставлена там, где всё начиналось. Против этого трудно было возразить.
Для конференции выбрали одно из немногих уцелевших зданий – дворец Цецилиенхоф в Потсдаме. Это была советская зона оккупации, и наша страна позаботилась о надлежащих условиях для работы. Так, большой круглый стол, за которым удобно разместились члены трёх делегаций, был привезён из Советского Союза. А перед дворцом гостей встречала огромная красная звезда из цветов.
Корр.: – Несколько лет назад я побывала в Потсдаме, прошла по знаменитому дворцу, постояла у памятного круглого стола. Народу было немного. Экскурсии, как таковой, не было. Нам дали наушники, в которых звучал рассказ о работе конференции. Надо признать, что тогда это была вполне доброжелательная интерпретация событий.
Уходя, я оглянулась: на фоне дворца по-прежнему красовалась клумба в форме большой красной звезды, как и без малого 70 лет назад.
Д.Т. Язов: – Участникам конференции потребовалось две недели, чтобы обсудить назревшие проблемы. Изменилась атмосфера переговоров. Не стало Рузвельта, с которым у Сталина установились почти дружеские отношения. Трумэну не хватало опыта, да и интеллекта для поединков со Сталиным. Он, по свидетельству одного из участников конференции, вёл переговоры «по шпаргалке госдепартамента» и больше всего боялся, как бы не отдать чего лишнего Советскому Союзу. Переводчик Трумэна Чарльз Болен отмечал: «Хотя внешне все были дружелюбны, с каждой стороны была сдержанность, которая символизировала существовавшее недоверие». Сталин это предвидел. Ещё до конференции он сказал Жукову: «Теперь, после смерти президента Рузвельта, Черчилль быстро столкуется с Трумэном». Так и произошло. Теперь нередко против нашей делегации выступал согласованный англо-американский дуэт.
Позже Черчилль признавался: «Ещё до того, как кончилась война, и в то время, когда немцы сдавались сотнями тысяч, а наши улицы были заполнены ликующими толпами, я направил Монтгомери телеграмму, предписывая тщательно собирать и складировать германское оружие, чтобы его легко можно было снова раздать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось».
В Потсдаме Сталин первым встретился с Трумэном. Это произошло 17 июля, еще до начала конференции. Глава советской делегации перечислил вопросы, которые он хотел бы обсудить. В целом они совпадали с американскими предложениями. У нас на первом месте стоял вопрос о разделе немецкого флота. Сталин подозревал, что англичане хотят лишить нашу страну причитавшейся ей доли. Черчилль даже предлагал затопить немецкий флот полностью.
Корр.: – Я читала, что на это предложение, Сталин ответил приблизительно так: англичане со своей частью флота могут так и поступить, но мы со своей долей распорядимся по собственному усмотрению.
Д.Т. Язов: – Да, очень им не хотелось усиливать наш флот. Хотя ещё на Ялтинской конференции было достигнуто решение по этому вопросу. «Мы не добиваемся подарка, – говорил глава нашей делегации, – мы бы только хотели знать… считается ли правильной претензия русских на получение части немецкого флота?»
Корр.: – Всё это выглядит довольно странно. По многим вопросам, уже решённым в Ялте, вновь приходилось отстаивать наши позиции.
Д.Т. Язов: – Так и было. Сталин не успевал отбиваться от наседавших союзников. Возник вопрос о Кенигсберге. «Мы считаем необходимым, – заявил он, – получить за счёт Германии один незамерзающий порт в Балтии. Я думаю, что этот порт должен быть Кенигсберг. Будет только справедливо, если русские, пролившие столько крови и пережившие так много ужаса, получат небольшой кусок немецкой территории, который принесёт хоть небольшое удовлетворение от войны». Сталин добился своего: и по разделу немецкого флота, и по Кенигсбергу решения были приняты в пользу Советского Союза.
