Первый акт публичного неповиновения случился на большой встрече астронавтов. Мы с Шепом сидели у стойки, когда вдруг заметили воздушные шарики с гелием, которыми были украшены столы. Мы набрали целую охапку, размотали завязки, приоткрыв резиновые кончики, и стали вдыхать гелий. Мы пошли по залу, представляясь визгливым фальцетом легендарным астронавтам – участникам программы «Аполлон»: «Привет, я Рик Хаук, командир STS-26. Не хотите получить от меня автограф?» Базз Олдрин, Пит Конрад и прочие знаменитости смотрели на нас с таким выражением лица, в котором явно читалось: «Пропал отряд астронавтов, совсем пропал». Снова и снова мы подбегали к стойке, чтобы глотнуть пива и вдохнуть гелия, а затем напасть на следующего ветерана лунных экспедиций. Во время такого забега «на базу» Шеп, судя по всему, хватил лишнего и вспомнил какой-то боевой эпизод. Его глаза остекленели, он как будто сфокусировал взгляд на чем-то в полумиле впереди, а затем, без всякого предупреждения, схватил меня за воротник тенниски и разорвал ее. Я обернулся, чтобы убедиться, что на баре не лежит какой-нибудь нож, и нанес ответный удар – схватился за футболку Шепа и тоже разорвал ее. Небольшая группа TFNG собралась посмотреть, как меня будут убивать, потому что 66-килограммовый хиляк по сути бросил горсть песка в глаза спецназовцу с соответствующими навыками владения холодным оружием. К счастью для меня, посттравматический синдром у Шепа быстро прошел и он лишь засмеялся, увидев обрывки своей футболки. Мы добили наше пиво, глотнули еще гелия и вновь отправились в зал. Я нашел Джима Ловелла и голосом Дональда Дака повторил все ту же ложь: «Привет, я Рик Хаук, командир STS-26. Не хотите получить от меня автограф?» Ловелл посмотрел на меня, как на отверженного.
Наиболее дикое покушение на святость миссии STS-26 с нашей стороны последовало после мероприятия по сбору средств на благотворительные нужды, связанные с «Челленджером». Это было официальное мероприятие, на котором присутствовало большинство астронавтов и их жен. Местом действия был Центр сценических искусств «Уортэм» в самом сердце Хьюстона, так что присутствовали также сотни местных высокопоставленных особ, опять же с женами. Когда программа подходила к концу, распорядитель пригласил на сцену юную девушку, чтобы она спела популярную песню Ли Гринвуда «Я горжусь тем, что я американка». И вот когда она очень громко, на 150 децибел, выдавала эту композицию, распорядитель провопил в микрофон: «Леди и джентльмены, встречайте экипаж STS-26, которому предстоит возобновить полеты шаттлов!» По этому сигналу пол оркестровой ямы начал медленно подниматься вверх. Над ним струился искусственный дым, сквозь который пробивались лучи прожекторов. Там, к изумлению всех астронавтов, находились Рик Хаук и Дик Кови. Они стояли в позах изваяний с горы Рашмор: выступающая челюсть, грудь колесом, руки по швам, прямой взгляд стальных глаз. Публика вокруг нас бесновалась и аплодировала. Можно было подумать, что из ямы воздвигся сам Иисус Христос. В то же время всех астронавтов, как и их жен, выворачивало наизнанку. Шеп посмотрел на меня и изобразил рвотный жест с пальцем, направленным в рот. «Что же будет дальше, – удивлялись мы, – экипаж STS-26 повезут на старт в папамобилях и каждый будет махать над головой соединенными руками, приветствуя сам себя?» Это было уже слишком.
Буквально следующим вечером наш экипаж собрался в баре, и, что неудивительно, главной темой обсуждения было вознесение Рика Хаука к небесам. Шеп спланировал наш ответ под лозунгом «Ну мы им покажем» с тем же тщанием, с каким «морской котик» планирует подрыв вражеских укреплений. Рано утром в понедельник мы с ним притащили в конференц-зал два огнетушителя. Мы обернули их в наши пиджаки и разместили точно позади кресел Хута Гибсона и Гая Гарднера. Джерри Росс принес магнитофон с записью песни Ли Гринвуда. Хут и Гай припасли в карманах черные галстуки-бабочки.
Когда Рик закончил доклад по проблемам STS-26, Бранденстайн спросил Хута, нужно ли обсудить какие-нибудь вопросы по полету STS-27. Это был сигнал, по которому Джерри Росс включил запись Гринвуда. Шеп и я пустили в ход огнетушители, чтобы имитировать дымовую завесу, а Хут и Гай нацепили галстуки и медленно воздвиглись над креслами, повторяя подъем Хаука и Кови из оркестровой ямы в Центре Уортэма. Зал взорвался смехом и аплодисментами. Я посмотрел на Рика. Он улыбался, играя при этом желваками, что ясно говорило о том, что командир STS-26 чувствует на самом деле. Его только что подняли на смех, и ему до смерти хотелось ответить обидчикам, но Рик знал, что не может этого сделать. Это нарушило бы заповедь астронавта № 3: «Не покажи своей слабости». Хромая газель, ковыляющая по парку Серенгети, проживет дольше, чем астронавт, демонстрирующий уязвленное самолюбие в обществе собратьев.
В ходе тренировок перед STS-27 нас ознакомили с новой конструктивной особенностью шаттла – системой аварийного покидания корабля. Это было не то, на что мы надеялись. Лучшее решение – это если бы вся кабина отделялась, чтобы затем приводниться на парашюте. Но такой вариант требовал полной переделки проекта корабля, что слишком затратно. Вторым по приоритету мы считали катапультируемые кресла. Изначально шаттл был спроектирован с двумя такими креслами для экипажей, выполнявших первые испытательные полеты. Однако два кресла – это максимум, их можно было установить в кабине наверху, а на средней палубе не помещалось вообще ни одного. И хотя было сравнительно несложно вернуть два катапультируемых кресла на верхнюю палубу, такой вариант тоже был отвергнут. Ни один эмэс не согласился бы подняться в небо на корабле, в котором только два пилота имеют средства аварийного спасения.
После того как были исключены варианты с отделяемой кабиной и с катапультируемыми креслами, инженеры смогли предложить нам лишь одно средство спасения – ранец с парашютом. Итак, нам придется прыгать из бокового люка, как летчикам бомбардировщика B-17 в годы Второй мировой войны. Охренительная перспектива! Да нас просто разобьет в лепешку о крыло, как какого-нибудь кузнечика о лобовое стекло машины.
Инженеры понимали это и предложили решение, позволяющее уйти от крыла, – тянущую ракету. Предполагалось, что в кабине над выходным люком будет установлено несколько небольших ракет. Отстрелив люк, астронавты должны по очереди ложиться на спину на «стол» в проходе, цеплять привязную систему к ракете и затем выдергивать спусковой шнур, который приведет в действие вышибной заряд. Ракета вылетит за борт, размотает метров на шесть или около того кабель, соединяющий ее с астронавтом, после этого запустится ее двигатель и ракета выдернет астронавта за шиворот через люк, минуя крыло. Когда астронавтам показали видеозаписи испытаний этой системы с антропоморфными манекенами, они лишь угрюмо посмеялись. Картина чем-то напоминала то средство, которое Вайл Койот заказал у Acme Rocket Company для того, чтобы поймать Подорожника из одноименного мультфильма
[157]. К счастью, был принят более практичный вариант, который предложил летный врач Джо Бойс, – направляющий скользкий шест. На потолке средней палубы кабины шаттла устанавливается раздвижной шест в форме банана. После отстрела люка астронавты дергают за рычаг и тем самым освобождают пружины, которые выдвигают шест наружу и вниз. Затем астронавты зацепляются привязными системами за кольца на шесте и соскальзывают по нему. К моменту схода с конца шеста они оказываются ниже крыла, в безопасности. Но и этот вариант был не более чем шуткой. Почему на самолетах появились катапультные кресла? Потому что членов экипажа удерживали внутри скоростной напор и перегрузки, не позволяя его покинуть. Катапультные кресла устранили проблему, так как обеспечивали «выстреливание» летчиков из кабины. Идея же о том, что астронавт сможет вылезти из кресла на верхней палубе, таща на себе почти 40 килограммов снаряжения, в тяжелом, наддутом и препятствующем любому движению аварийно-спасательном скафандре, потом спуститься по лестнице на среднюю палубу и добраться до люка, – при условии, что корабль летит под тягой двигателей и / или неуправляемо кувыркается, то есть в двух наиболее обычных ситуациях, в которых на самолете используется катапультное кресло, – эта идея была чистой фантазией. Единственный сценарий, в котором ранец с парашютом мог спасти астронавта, подразумевал управляемый планирующий полет на дозвуковой скорости и на высоте не более 15 километров. Астронавтам было трудно придумать такой вариант аварии, после которого мы оказались бы в описанном положении. Мы все еще жили с последствиями проектирования шаттла как эксплуатационной системы
[158].
