В кабине шоковая тишина сменилась возгласами ужаса. Я вызвал ЦУП: «Хьюстон, мы видим большие повреждения. Похоже, одна плитка полностью отсутствует». Капком принял мое сообщение и пообещал: «Скоро свяжемся с вами». Наши телекадры одновременно шли и в ЦУП, так что они видели то же самое, что и мы, – по крайней мере, мы так считали. Я подумал, не произносит ли прямо сейчас там, внизу, руководитель полета знаменитый лозунг «Неудача – это не вариант», организуя наземную команду для помощи нам в сложившейся ситуации. С нашей точки зрения, положение выглядело скверным.
Через несколько минут капком вышел на связь с результатами наземного анализа: «Мы посмотрели на ваши изображения, и "механики" говорят, что это не проблема. Повреждения не настолько серьезны».
Что-что?! Мы не могли поверить услышанному. ЦУП решил забить на проблему. Они не обсуждали вопрос о том, чтобы с помощью наземных телескопов отснять «Атлантис» и, возможно, получить более качественную картину повреждений. Они не говорили, что следует сократить до минимума энергопотребление на борту – это позволило бы нам максимально задержаться на орбите для решения проблемы. Не было вообще никаких признаков того, что ЦУП считал, что у нас серьезная проблема.
Хут сразу взялся за микрофон: «Хьюстон, Майк прав. Мы видим большие повреждения».
После короткой задержки капком повторил свою равнодушную оценку: «Это не проблема».
Мы переглянулись, все еще не веря. Они что, ослепли? Или думают, что эти белые следы – помет морских чаек? Нам было очевидно, что нас зацепило всерьез. Может, приходившая в ЦУП картинка была более плохого качества, чем то, что видели мы? Я попытался сделать изображение резче, но с тем же успехом, что и Хут.
Хут еще раз попытался донести до Земли серьезность того, что мы видели, но ЦУП вновь отмахнулся от его опасений. Мы будто угодили в сумеречную зону. «Кто, черт возьми, говорит все это и что вы сделали с настоящим ЦУП?» Быть может, подумал я, ЦУП знает, что мы получили серьезные повреждения, и скрывает этот факт от нас? Такое однажды уже было. В полете Джона Гленна на «Меркурии» ЦУП получил информацию от датчиков о том, что его теплозащитный экран отстыковался от днища капсулы, и скрыл эту информацию от пилота. Все равно ничего сделать было невозможно, а если экран действительно отвалился, Гленну предстояло умереть, и они решили, что нет смысла говорить ему правду. Без объяснения причин они распорядились, чтобы Гленн не отстреливал после использования три тормозные твердотопливные ракеты в надежде на то, что их крепежная лента удержит отделившийся экран на месте. Как потом выяснилось, никакой проблемы с креплением экрана на самом деле не было, и Гленн был очень зол на ЦУП за то, что от него скрыли важную для исхода полета информацию. Могло ли быть так, что и сейчас ЦУП скрывает от нас смертельно опасную ситуацию? Трудно было в это поверить. ЦУП никогда не сдастся. Если у них есть подозрения, что у нас серьезная проблема, они примут любые необходимые меры, чтобы вернуть нас домой, и снова повторится «Аполлон-13». Их пренебрежительное отношение могло означать полную уверенность в том, что мы в безопасности. Однако я бы заподозрил неладное, если бы наутро ЦУП поднял нас гимном «Ближе, Господь, к Тебе», а из телетайпа вылезло сообщение, что нам не придется есть нашу брокколи.
Хут отложил микрофон в сторону, явно разочарованный и злой. Какая разница, что там видели на телеэкране в ЦУП, – он ощущал, что Земля не отнеслась серьезно к тому, что мы видели. В этот момент я порадовался, что наш полет засекречен, – публика и пресса не услышали наших переговоров. Если никто из семейного эскорта не проболтается о наших проблемах женам, они останутся в неведении. Я молился, чтобы так и было. Они ничего не смогли бы сделать, и зачем тогда лишние тревоги?
Я не мог заснуть и воспарил кверху полюбоваться видами. Автопилот держал «Атлантис» донной частью к Солнцу благодаря утечке из шины, и мне приходилось перемещаться от окна к окну, чтобы получить наилучший обзор. Меня раздражало это неудобство… до того момента, когда наша редкая ориентация подарила мне зрелище, какого прежде видеть не приходилось. Я смотрел через верхние окна в направлении точно от Солнца, и в этот момент сработали направленные вверх двигатели системы ориентации. Образовавшиеся из продуктов сгорания миллиарды ледяных кристаллов разошлись облаком над орбитальной ступенью, и на нем появилась четкая тень корабля, которая стала удаляться со скоростью в сотни миль в час. Это потрясающее зрелище напомнило мне, как звездный корабль «Энтерпрайз» капитана Кирка приобретает сверхсветовую скорость. Я продолжал вглядываться, надеясь, что картина повторится еще раз, но этого так и не случилось. Солнце зашло за горизонт, и «Атлантис» стал погружаться в противоестественную тьму. Но на орбите всегда есть уверенность: если одно невероятное зрелище кончилось, это означает лишь, что тебя ждет следующее. Мой взгляд привлекла лимонно-зеленая занавесь полярного сияния, колышущаяся далеко на севере, над Северным Ледовитым океаном. Она становилась то ярче, то слабее в зависимости от того, как менялась интенсивность «дождя» магнитных частиц от Солнца
[164]. Я все еще смотрел на это явление, и вдруг длинный след метеора вернул меня к мыслям о проблемах с теплозащитой. Через несколько часов мы сами станем таким метеором – падающей звездой, несущейся над Тихим океаном с хвостом ионизированных газов в тысячу миль длиной. Мы были заключены в алюминиевой машине, которая расплавится уже при 500 °C. Плитки донной теплозащиты будут испытывать нагрев свыше 1000 °C. Носовая часть и передние кромки крыльев подвергнутся действию еще более высоких температур. Всего пара дюймов кремния и углеволокна защищала нас от жертвоприношения, и, как показали наблюдения с помощью камеры, некоторых из этих дюймов уже не было. Тепло наверняка подберется ближе к алюминиевой конструкции. А как насчет отсутствующей плитки? А что, если ветер воспользуется той нишей, которая создалась на ее месте, чтобы поддеть края соседних плиток и выдрать еще несколько, а потом еще – как ураган последовательно, ряд за рядом, сносит черепицу с крыш? Инженеры всегда уверяли нас, что это невозможно, но я был уверен, что и инженеры, отвечавшие за конструкцию ускорителя, никогда бы не признались, что с него может сорвать верхушку…
В одном я был уверен. Если раны «Атлантиса» смертельны, то наша кабина-крепость защитит нас в течение долгого времени – достаточного, чтобы мы увидели приближение смерти. Нам определенно хватит времени, чтобы заметить многочисленные предупреждающие сигналы о том, что на различные системы начинает действовать жара. Вероятно, мы будем живы достаточно долго, чтобы понять и почувствовать потерю ориентации и разрушение корабля. И даже после того, как в нашу крепость проникнет испепеляющий жар, смерть не придет сразу. Скафандры защитят нас от потери кабиной атмосферы, и, лишь когда огонь прожжет их ткань, мы умрем. Возможно, нам повезет и мы потеряем сознание раньше, чем огонь начнет пожирать наши тела
{75}.
