Я попрощался с детьми. Пэту и Эми было уже 16, Лауре исполнилось 13 лет. Я никогда не скрывал от них опасности полета в космос, так что они осознавали важность этого расставания. Могло случиться так, что они больше никогда меня не увидят. Пэт и Лаура были собранными и спокойными, но в глазах и голосе Эми я почувствовал сильное волнение.
Я приглашал Донну на каждый ужин нашего экипажа, и после короткого осмотра у врача ее пропускали. В последний вечер перед отлетом во Флориду мы ушли в мою комнатку и медленно и тихо насладились друг другом под одеялом (очень медленно и очень тихо, потому что это был всего лишь трейлер). В темноте я прошептал ей: «В следующий раз я буду радиоактивен». Никто из нас не упомянул о другой возможности – следующего раза могло и не случиться.
22 июня 1984 года «зооэкипаж» отбыл во Флориду на четырех T-38. В соответствии с ритуалом, давно доведенным до совершенства пресс-службой NASA, наши жены улетели раньше нас. Пресса любила «человеческий» момент, когда жены ждут своих мужей, и NASA было радо оказать репортерам такую услугу. Войдя в воздушное пространство Центра Кеннеди, мы сделали облет вокруг «Дискавери» на старте, а затем выстроились клином и зашли на полосу посадочного комплекса шаттлов. Хэнк подождал, пока все четыре самолета приземлились, и мы вместе подкатились к перрону. Мы выключили двигатели, открыли фонари кабин и вылезли из них. Наши объятия с женами запечатлела кучка фотографов-новостников. Это был момент для журнала Life. Теперь мы были героическими рыцарями, вышедшими на бой с силами зла… с огнем, скоростью и высотой… и наши прекрасные девы пришли попрощаться с нами.
Два последних дня перед стартом предназначались для отдыха. Никаких тренировок не было. Мы изучали документацию, летали на T-38 и с удовольствием ужинали с женами. Однако расслабиться не было ни единого шанса. Лишь часы отделяли меня от осуществления мечты всей жизни. В моих венах пульсировал чистый адреналин. Сон был борьбой. Ночные кошмары подкарауливали, стоило мне на минуту забыться.
Окончательно прощались мы с женами на фуршете в Бич-Хаус за сутки до старта. В последний раз я приезжал туда с Джуди. В момент, когда Донна выходила из микроавтобуса, я ощущал радость оттого, что мне не приходится сожалеть о той ночи. На фуршете, организованном NASA, присутствовали наши жены, астронавты семейного эскорта и основные специалисты по запуску. Это было неофициальное собрание, и ни речей, ни тостов не произносили. Каждый брал себе еду со столика, где были сэндвичи, зелень и картофель фри. Мы наполняли тарелки, подыскивали местечко, куда поставить пиво, и нам было хорошо.
После этого все, кроме наших «вторых половинок», ушли, чтобы мы могли попрощаться. Диане Коутс приходилось нелегко. Она была женой морского летчика и знала, что такое опасность. Жена Хэнка, Фран, казалась невозмутимой. Она переживала эту драму во второй раз, и это, наверно, помогало. А может быть, она молча умирала в душе, но прятала свои чувства от более молодых жен. В конце концов, она была супругой командира и должна была подавать пример. Наш специалист по полезному грузу Чарли Уокер и его жена держались с трудом. Незамужняя Джуди была избавлена от подобных проблем. Что касается Салли Райд, жены Стивена Хаули, то если она и испытывала страх, то не показывала этого.
Мы с Донной вышли погулять на берег. Стояло настоящее пекло, и очень помогал прибой у наших ног. Всего в нескольких милях от нас была площадка 39A и «Дискавери» на ней. Мы ощущали себя замыкающими длинной череды астронавтов и их жен, которые шли этой же тропой в течение двух десятилетий в тени их летающих машин – «Редстоунов», «Атласов», «Титанов» и «Сатурнов». Реки слез пролились на здешний песок, прежде чем эти пары приблизились к их завтрашнему испытанию, которое могло принести или славу, или смерть. Теперь пришел и наш черед.
Я был плохо подготовлен к этой минуте. Когда дело касалось эмоций, я оказывался сыном своей матери. Однажды я упрекнул маму в отсутствии эмоций, и она ответила: «Никто не знает, что чувствуют Петтигрю, – это была ее девичья фамилия. – Господь создал нас именно такими. Мы все держим внутри». В процессе обмена ДНК при моем зачатии я тоже получил печать Петтигрю. Дело не в том, что я не испытываю глубоких чувств или боюсь посрамить честь мужчины, болтая о них. Я просто не могу этого сделать. То, что я чувствую в душе, и то, как эти чувства можно было бы выразить словами, – совершенно разные вещи.
Но расставание больше нельзя было откладывать, и Донна наконец выдала свои чувства. Я услышал, как она всхлипывает. Жена остановилась и обняла меня.
– Майк, сожми меня покрепче.
Как всегда в тяжелые моменты жизни, я попытался укрыться за ширмой юмора:
– Мы можем вернуться в спальню Бич-Хауса и не только пообжиматься. – Да, я всегда был балагуром.
– Помолчи, Майк, просто не отпускай. Это не смешно.
Она плакала у меня на плече, а я чувствовал себя ничтожеством. Я попытался успокоить ее рассуждением о дублировании важнейших компонентов шаттла, но толку от этого было не больше, чем от предложения «покувыркаться». Я не мог словами унять ее страхи. Эта женщина знала цену полетам на грани допустимого. Ей приходилось держать изуродованную руку друга на месте авиакатастрофы. Она видела, как командир эскадрильи с капелланом выходят из машины и идут к соседнему крыльцу, чтобы сказать: «Ваш муж погиб». Скольких друзей, вдов и детей ей пришлось утешать? Она была женщиной, способной увидеть за эвфемизмами NASA суть семейного эскорта – «сопровождение во вдовство». Не было таких слов, которыми я мог бы похоронить ее страхи.
Какое-то время мы просто сидели, слушали волны и смотрели, как пеликаны пикируют за добычей. Донна прервала молчание:
– Много воды утекло, прежде чем мы пришли сюда.
– Да, много.
– Вот сейчас я вижу тебя подростком, запускающим ракеты в пустыне. Удивительно, куда это привело.
– А у меня при себе ракета, которую ты можешь запустить. – Я опять попытался выставить щит грубого юмора.
– Майк, ты можешь быть серьезным?
Я заставил себя быть тем мужчиной, которого она хотела слышать в этот момент.
– О'кей, прости меня. Я буду серьезным. Что бы ни случилось завтра, – я почувствовал ее напряжение при словах «что бы ни», – я приду к своей мечте. И этого бы не могло произойти без тебя. – Звучало пафосно, но это была правда.
Мы обнялись и поцеловали друг друга. Не то чтобы «отныне и вовеки веков», но достаточно для этой минуты. Мне было проще передать свои чувства при физическом контакте, чем на словах. Я чувствовал соль на ее щеках… слезы, не океан.
Я думал о том, как много случайных и, казалось бы, несущественных событий управляли моей жизнью. Если бы мать и отец не игнорировали знаки «Осторожно, опасная дорога», куда бы занесла меня жизнь? Если бы они не осели в Альбукерке, где небо захватило меня, какими путями я бы пошел? Если бы 17 лет назад я женился на другой женщине, сидел бы я сейчас здесь, на этом берегу?
В силу удивительного совпадения Донна родилась в один день со мной, 10 сентября 1945 года, в Альбукерке, в штате Нью-Мексико. Она старше меня всего на несколько часов. (Моя младшая дочь в детстве была уверена, что мужчины и женщины должны выбирать для брака человека с таким же днем рождения.) Мать и отец Донны, Эми Франчини и Джозеф Сеи, американцы в первом поколении, появились на свет в семьях иммигрантов из Италии. Оба бегло говорили по-итальянски, постоянно ругались и дымили, подобно лесному пожару. К моменту рождения Донны у них уже был ребенок, мальчик десяти лет. Они пытались завести второго все эти годы, вознося молитвы о дочери к целому пантеону святых. Эми Сеи было уже 35, когда она наконец забеременела. Для родителей Донна стала чудом – и сразу же превратилась в смысл их существования.
