Я был сокрушен, израсходован полностью, как и все мы. Наши нервы находились в постоянном напряжении в течение четырех часов, и в итоге нам нечем было оправдать свои усилия. Я думал о предстоящем завтра повторе с таким чувством, как если бы мне предстояло сверлить канал зуба.
В течение часа нас извлекли из кабины и отправили обратно в гостиницу. Наших жен привезли на обед. Донна делала веселое лицо, но оно не могло скрыть ее опустошенности. Другие жены выглядели столь же побитыми.
После этого повторился тот же сценарий. Прощание со слезами. Еще один сеанс изучения документации. Политические комментарии Хэнка. Неровный сон. Тошнотворный запах жареного бекона. Стук в дверь по случаю подъема и бормотание Олана.
Мы снова вошли в лифт в компании тех же двух мастеров. Еще пара отмененных стартов, и мы станем старыми друзьями. Мы вышли из здания под те же вспышки фотографов, услышали такие же аплодисменты наших друзей и сели в тот же самый холодный автобус. Даже великий страх смерти, который сопровождал меня вчера, вернулся вновь. Первая попытка старта никак не помогла устранить его. Вернулся и великий страх того, что я так и не полечу, что в последний момент случится что-то, из-за чего мой шанс пропадет. Я всегда буду носить проклятье только номинального астронавта, и мой значок так и останется серебряным.
Когда Джинни Александер затягивала мои ремни, я пошутил: «Эта прелюдия уже начинает утомлять меня». У нее хватило времени лишь на то, чтобы улыбнуться.
Закрыли люк, и мы вновь лежали и ждали. После вчерашних проблем с мочеиспусканием я еще более жестко подошел к задаче обезвоживания организма, но тщетно. Мои ноги были подняты выше тела, и целое озеро жидкости стекало вниз, в мочевой пузырь. Через час я уже чувствовал, что вот-вот взорвусь.
Интерком замолчал раньше, чем накануне. Мы были слишком опустошены, чтобы продолжать отпускать дурацкие шутки. Единственным звуком в кабине был шум вентилятора. Я смотрел, как светлеет небо и как за окнами парят чайки. Судя по тому, что голова Хэнка склонилась набок, он спал. Как это удается некоторым астронавтам, всегда изумляло меня. Мне было бы задремать не легче, чем человеку, привязанному к электрическому стулу. Мне было страшно. Однако в тот момент ничто в мире, в том числе слава, богатство, власть и секс, не могло бы заставить меня покинуть это место. Лежа в нем за час до орбиты, я был самым богатым человеком на земле.
Приблизилась и осталась позади отметка T-32 минуты. Вчерашнее сообщение о неисправности запасного управляющего компьютера не повторилось.
Проснулся Хэнк. «Я ничего не пропустил?»
Я подумал было сказать ему, что он проспал четыре года и что Тед Кеннеди теперь президент, но решил, что делать этого не стоит. Если командира хватит удар, то полет точно будет отложен.
Мы вошли в плановую задержку на отметке T-20 минут
[116]. До этой точки нам удалось добраться вчера. «Прошу тебя, о Господи, пусть отсчет возобновится». Каждый изо всех сил прислушивался к диалогу в Центре управления пуском, молясь о том, чтобы мы ничего не услышали ни о каких нештатных ситуациях. Мы и не услышали. В расчетное время задержка кончилась.
На отметке T-9 минут мы вошли в последнюю встроенную задержку. И вновь ничего непредусмотренного не случилось, и Центр управления запустил часы вновь. Я подумал о Донне и детях. Они сейчас поднимаются по лестнице на крышу здания LCC. «Господи, помоги им», – молился я.
T-5 минут. «Разрешаю запуск вспомогательных силовых установок». Майк подтвердил получение и щелкнул тумблерами, приведя в действие три насоса гидросистемы «Дискавери». Датчики показали нормальное давление. Теперь «Дискавери» набирал силу. Насосы слегка щекотали наши спины, производя легкую вибрацию. Это движение стало первым признаком того, что наш корабль не какой-то неподвижный монумент.
Компьютеры начали проверку системы управления полетом, и «Дискавери» содрогнулся, когда сопла маршевых двигателей и элевоны достигли предельных отклонений.
T-2 минуты. Мы закрыли щитки шлемов. Хэнк наклонился, чтобы пожать руку Майка Коутса: «Всем удачи. Начинаем. Делаем все так, как готовились. Внимание к приборам».
T-1 минута. Прошу тебя, Боже, если в этом полете должно случиться что-то плохое, пусть оно случится выше 50 миль. Моя молитва была столь конкретной по понятной причине. По действующему в NASA положению для того, чтобы получить золотой значок астронавта, требовалось подняться выше 50 миль
[117]. Если я погибну, не достигнув этой высоты, то Донна и дети будут хранить в памятной коробке лишь серебряный значок.
T-31 секунда. «Разрешаю автоматическую подготовку пуска». Теперь компьютеры «Дискавери» взяли на себя управление отсчетом у компьютеров Центра управления пуском. Корабль теперь давал команды себе сам. В кабине царила интенсивная, молчаливая сосредоточенность. Я вновь был рад, что мои медицинские показатели никто не видит. Мое сердце теперь работало на низшей передаче.
T-10 секунд. «Разрешаю запуск маршевых двигателей». Датчики давления в топливных магистралях показали скачок – это открылись клапаны, и топливо и окислитель пошли по трубопроводам. Ожили турбонасосы и начали гнать по 400 килограммов топлива в секунду в каждую из трех камер сгорания.
На отметке T-6 секунд кабина содрогнулась. Старт двигателей! «Вот оно», – подумал я. Несмотря на страх, я улыбался. Я направлялся в космос. Это должно было случиться на самом деле!
5… 4… Вибрации усиливались по мере того, как двигатели развивали тягу.
И вдруг раздалась трель системы аварийного оповещения. «У нас отключение двигателей». Не помню, кто сказал это, но он констатировал очевидное. Вибрации прекратились, и в кабине стало тихо, как в склепе. Тени ходили по нашим креслам в такт с качаниями «Дискавери» на стартовых креплениях.
Все мы пребывали в изумлении: «Какого черта?!» Это была явно серьезная неисправность. Хэнк отключил световое табло и «пищалку» системы оповещения. Мы с болью смотрели на красные огоньки индикаторов отсечки левого и правого двигателя, говорившие о том, что оба двигателя отключены. Однако индикатор центрального двигателя оставался темным. Могло ли это означать, что он работает? Ни шума, ни вибрации не было, но если бы он все еще работал, нам следовало его выключить. Что бы теперь ни происходило, нам надо было выключить все. Майк несколько раз ткнул пальцем в кнопку отключения, но индикатор не менял своего состояния
[118].
