– Майк, позволь мне сделать фотографию, чтобы ты стоял с твоими маленькими кузинами.
– Майк, почему бы тебе не посидеть с бабушкой и не рассказать ей, каково быть астронавтом?
– Майк, а можешь подписать 20 фотографий для моих соседей?
Я хотел забиться в какую-нибудь нору и умереть. Через пару часов я наконец смог сбежать на берег и рухнул без сил. Я был так близок к старту, каких-то три чертовы секунды, а теперь могу оказаться в конце длинной-длинной очереди. Я не мог отогнать эту мрачную мысль. Я закрыл глаза и помолился о блаженном беспамятстве. Молитва сработала немедленно – истощение последних дней наконец-то дало о себе знать, и я заснул глубоким сном. Через несколько минут я проснулся от осторожного тычка в бок. Я скосил глаза вверх и увидел свою 87-летнюю бабушку:
– Майк, пойдем домой. Бобби хочет сделать еще несколько фотографий. А ты здесь обгоришь на солнце.
«Боже, забери меня!» – моя новая молитва была о том, чтобы упал метеорит и избавил меня от этих страданий.
Глава 20
Отсечка маршевых двигателей
Через несколько дней наш экипаж вернулся в Хьюстон и оказался перед невеселой перспективой, что наш полет будет вообще отменен. Полезные грузы копились в очереди на запуск. Каждый день, который телекоммуникационный спутник проводит не в космосе, означал потерю миллионов долларов дохода для его операторов
{26}. Головной офис NASA искал возможность уменьшить последствия задержки «Дискавери» для заказчиков дальнейших пусков. Они думали об объединении полезных грузов двух полетов и исключении одного из них из графика. Все в отряде астронавтов понимали: отмена полета означает, что экипаж остается не у дел.
Мы пережили две тяжелые недели, пока руководство агентства обсуждало наилучший способ скорректировать график полетов. Всевозможные слухи передавались из уст в уста. Кого в итоге оставят у разбитого корыта? Среди других экипажей общее мнение было таково, что мы уже использовали свой шанс. Это нам не повезло, что «Дискавери» не смог стартовать, соответственно, нашему экипажу и следовало расхлебывать последствия. Не мне было судить – на их месте я бы думал точно так же.
Положение осложнялось тем, что в нашем экипаже не было никаких изюминок с точки зрения пиара. Белые мужчины на шаттле интересовали журналистов не более, чем белые мужчины в хоккейной команде, а у нас было пять бледнолицых; Джуди стала всего лишь второй после Салли Райд. У нас не было знаменитостей и сверхважных задач, которые защитили бы нас от «топора», в то время как в последующих полетах значились первый выход женщины в открытый космос и первая операция по спасению спутников
[120]. Головной офис, разумеется, сделает все, чтобы эти интересные всем полеты состоялись, как запланировано. Я сказал Хэнку, что ему придется сделать операцию по смене пола. После этого у нас в экипаже будет первый трансгендер, и это спасет нас. Он отказался.
Существенной причиной для беспокойства служила и внутренняя политика Отдела астронавтов. Не было у нас ни одного астронавта из ВВС, который бы не чувствовал, что Джордж Эбби при назначении на полет отдает предпочтение морским летчикам. Девятью полетами из первых 11 командовали морские летчики на действительной службе или в отставке. Хэнк Хартсфилд был лишь вторым астронавтом из ВВС, которому доверили командовать шаттлом. Дальше следовали экипажи, которыми командовали Криппен, Хаук, Маттингли – сплошь «моряки»
{27}. Они были под защитой «крестного отца Эбби». Я чувствовал себя так, словно все астронавты экипажа 41-D ходили с табличками на спинах: «Отмените этот полет».
Однако этого не случилось. Вместо нас топор обрушился на 41-F, полет Бо Бобко. Его полезный груз решили добавить к нашему, а экипаж Бобко отпустили в свободное плавание – поискать себе что-нибудь другое. Бо был отставным летчиком
{28}. Та часть отряда, что пришла из ВВС, проклинала Эбби…тоже. Я испытывал неловкость по отношению к нему и его компании, но недолго. Мы были Лазарем, восставшим из мертвых, или, в нашем случае, вновь вставшим во главе списка.
Нашими основными полезными грузами были теперь три телекоммуникационных спутника и эксперимент Джуди с солнечной батареей. Мы также получили новый центральный двигатель. При наземных испытаниях воспроизвести проблему с первоначально установленными маршевыми двигателями не удалось. Инженеры могли только предполагать какое-то временное засорение гидравлической системы, из-за которого не сработал клапан горючего. В целях предосторожности двигатель заменили
{29}.
29 августа 1984 года мы вновь оказались в кабине «Дискавери». Теперь мы были уже опытными людьми в том, что касалось фиксации в креслах и ожидания, однако легче от этого не было. Мочевой пузырь продолжал меня мучить, а сердце по-прежнему пускалось рысью от страха. «Дискавери» также не стало легче. На отметке T-9 минут наша третья попытка старта была остановлена из-за неисправности главного контроллера систем запуска (Master Events Controller, MEC). Меня чуть не стошнило еще до старта в космос.
