Это был не единственный случай, когда Джуди демонстрировала, насколько комфортно ей среди нас, мужчин. Однажды она искала что-то в своем ящике и вытащила целую гирлянду тампонов. Подобно волшебнику, вытаскивающему из шляпы кажущуюся бесконечной связку платков, она вытягивала и вытягивала. Каждое изделие было плотно упаковано в пластик, причем строго по одному. Эта парящая в пространстве лента очень напоминала полностью упакованный патронташ с шелковыми пулями. Джуди рассмеялась: «Могу точно сказать тебе, что этот ящик собирал мужчина». Я посмеялся, представив себе, как суровый старый инженер NASA решает вопрос, сколько положить женских гигиенических изделий. Наверно, он выяснил, сколько нужно, у жены, затем умножил число на принятый в NASA коэффициент запаса, а сверх этого положил еще на случай продления полета. Ну и наконец, напевая себе под нос знаменитый лозунг Джина Кранца «Неудача – это не вариант» из «Аполлона-13», добавил еще несколько.
Запихивая ленту обратно в ящик, Джуди произнесла: «Если бы женщине пришлось использовать все это, она бы умерла от кровопотери».
Наш первый день на орбите продолжился подготовкой полезного груза. Мы развернули роботизированную руку дистанционного манипулятора и закрыли солнцезащитные крышки над тремя нашими спутниками
{35}. Чарли Уокер начал работу над своим экспериментом. Майк зарядил камеру IMAX. На протяжении всего полета он и Хэнк будут снимать космические кадры для широкоэкранного кинофильма «Мечта жива»
[126] с Уолтером Кронкайтом в качестве ведущего.
В какой-то момент, когда я был один на летной палубе, Хэнк позвал меня из туалета:
– Майк, дай мне знать, когда мы будем проходить над Кубой.
Я схватил фотоаппарат, полагая, что он хочет, чтобы я пофотографировал остров как часть нашего эксперимента по наблюдению Земли.
– Минут через пять.
– Дай мне обратный отсчет времени до Гаваны.
Черт подери, я не знал, где там эта Гавана. Я попытался найти ее в нашем комплекте карт.
– Десять секунд, Хэнк. Подходим быстро. Я сделаю для тебя снимки.
Я нацелил свой Hasselblad и начал щелкать. Снизу до меня донесся собственный отсчет Хэнка: «Три… два… один», а потом радостный вопль.
Мгновение спустя голова Хэнка показалась над полом летной палубы. Он широко улыбался.
– Я сейчас просто шикарно облегчился на этого ублюдка Кастро. Всегда хотел наложить на этого комми.
Каждый военный астронавт ненавидел «красных». Пули коммунистов стреляли в нас во Вьетнаме. Многим пришлось надолго расставаться с семьями, проходя службу на дальних заставах холодной войны. Хэнк осуществил свою маленькую месть, произведя на свет от имени всех американцев какашку на высоте 300 километров над этим клоуном-коммунякой. Хэнк высказал и следующее желание: «Черт, я хотел бы, чтобы мы оказались и над Тедом Кеннеди». Мистер Кеннеди избежал судьбы Кастро благодаря особенностям нашей орбиты. Единственными участками континентальной части США, над которыми мы пролетали, был крайний юг Техаса и Флорида. Наше наклонение орбиты – угол между плоскостью орбиты и экватором – фиксировало трассу в пределах между 28° северной и 28° южной широты.
В течение нескольких часов мы были погружены в документацию с целью вывести на орбиту наш первый спутник и его разгонный блок. Как и остальные, он предназначался для работы на орбите высотой 35 800 километров над земным экватором. На этой огромной высоте угловая скорость спутника соответствует вращению Земли, и земным наблюдателям он кажется неподвижно висящим в небе. На наземных станциях нашего контрагента спутниковые тарелки можно навести на спутник, и сама Земля при своем вращении будет его отслеживать.
Хаули наблюдал за операциями по запуску спутника по компьютерным экранам в передней части кабины, в то время как мы с Джуди работали над его освобождением от захватов с заднего поста. Мы открыли вновь солнцезащитные устройства, похожие на полог над коляской младенца, раскрутили полезный груз до 40 оборотов в минуту вокруг оси (для стабилизации в процессе работы двигателя при маневре вверх), а затем активировали переключатели, под действием которых аппарат освободился от «Дискавери»
{36}. Орбитальная ступень вздрогнула, когда 4-тонная масса отделилась от нее.
Успешное отделение полезного груза усилило нашу эйфорию. Мы знали, что за нашими действиями наблюдает сотня очень критических глаз – и все они принадлежат нашим коллегам-астронавтам. Любой просчет будет на нашей совести. Астронавты злопамятны, как слоны, когда дело касается ошибок, допущенных экипажем.
После этого мы отдохнули за ужином из обезвоженных креветок, пирожков с мясом и овощей. Еда была упакована в пластиковые тарелки и заливалась водой из наших топливных элементов
{37}. После того как я чуть не прожег дыру в пищеводе, проглотив комочек неправильно разведенного в воде порошка хрена, я научился смешивать пищу и воду немного дольше. Вода из топливных элементов использовалась также для питья. Она подавалась в пластиковые контейнеры, некоторые из которых содержали различные ароматизирующие порошки (включая танг). Поскольку в невесомости жидкость не может литься, напитки следовало высасывать через трубочку. Я быстро научился не пить чистую воду. Йод использовался как обеззараживающее средство, так что вода была подкрашена в желтый цвет и пахла этим химикатом. Хотя мы питались намного лучше первых астронавтов, которым приходилось выдавливать еду из туб, я все же мечтал о том дне, когда инженеры-пищевики в NASA придумают дегидратированное пиво и пиццу.
Прибравшись и посетив по очереди туалет, мы приготовились ко сну. У нас не было специального посменного графика, все спали в одно и то же время. Мы зависели от системы предупреждения и оповещения «Дискавери», которая должна была разбудить нас, если случится что-нибудь плохое. У каждого из нас было спальное место – мешки, прикрепляемые к стене, в которые мы залезали и закрывали на молнию. Никакого частного пространства не предусматривалось – как летучие мыши в пещере, мы укладывались рядом, щека к щеке, на средней палубе. Мы спали внизу, потому что там не было окон и казалось темнее и прохладнее, чем вверху, на летной палубе.
