– Да, Домодедово. Триста четырнадцатый успешно сел. Подождите, тысяча двести тринадцатый. Домодедово, слышите меня? Я на земле, в зоне видимости, откуда информация? Тысяча двести тринадцатый, на борту двое представителей бюро. Да, проверяли, аналитик и геомант. Ноль-ноль, ответьте мне.
В наушинках что-то прошипело.
– Ноль-ноль, ответьте номеру триста четырнадцать!
Шуша вздохнула. Ах вот как? Ноль-ноль – единый позывной служб безопасности! Ну ладно.
Пушистую красненькую собачку на шнурке с присоской, подаренную лётчику дочкой, – снять со стекла, лизнуть прозрачный пружинящий пластик присоски, с усилием размахнувшись, прилепить на входную дверь кабины. Выйти в салон, где по-прежнему ошеломленно пялится в иллюминатор Гарасфальт, схватить его сумку… Где это, где это?
– Ты что творишь?! – остроухий отвлёкся от созерцания оцепивших самолёт военных и, глядя на неё, странно свернулся клубком на полу салона.
«Боится, что будут стрелять?!.» – мелькнула мысль у Шуши.
– Быстро, где у тебя синий свитер? – спросила она, расстёгивая его сумку.
Гарасфальт, похоже, понял. Он переполз поближе к сумке и с головой погрузился в неё.
Шуша в полный рост прошагала в хвост салона – к туалету. «Быстро, быстро!» – обмылок из металлической мыльницы, разломанный ею несколько раз, исчез в отверстии унитаза.
– Ну и что с ним делать? – робко спросил Гарасфальт, стоя на коленях и потряхивая свитером перед ней, снова вышедшей в салон.
Шуша рухнула на кресло.
– Да всё уже. Ладно. Посмотри, ушли? – она устало повела головой в сторону иллюминаторов.
– Великолепно… Уходят… – глянув, простонал Гарасфальт. – А что я теперь директору скажу? Ему обязательно доложат. Они же могли нас попросту…
Дверь кабины снова хлопнула.
– Просим прощения, произошла ошибка. Извините за неудобства… – начал пилот, но Шуша прервала его:
– Это вы от себя? Или спецназа МЧС? Или персонала Домодедова?
Лётчик внимательно посмотрел на неё.
– Это действительно какая-то ошибка. Простите нас. Действия как наземных, так и воздушных служб будут серьёзно расследоваться.
Шуша кивнула. Словам этого лётчика она верила, хотя знала, что такая искренность не входила в его компетенцию. На секунду она снова увидела картинку – широкий проспект, открытая машина, цветы… И вздрогнула от ощущения предопределённости.
Она повлияла на его судьбу, чуть-чуть, но повлияла. Только что, прилепив красненькую собачку на дверь кабины.
До этого всё ещё могло сложиться иначе. Но она, геомант, пытаясь спасти себя, изменила и будущее существа, случайно оказавшегося рядом с нею.
Лётчик принадлежал вечности. Уже точно.
И толпы, и открытая машина, и охапки цветов. Навсегда.
Навсегда.
Вместе с Гарасфальтом они встали и шагнули к пассажирскому выходу.
– Сейчас подъедет трап… – открыв люк, произнёс пилот.
Она оглянулась на прощание, пытаясь запечатлеть момент в памяти. Пилот улыбнулся в ответ. Гарасфальт, не глядя, кивнул.
Глава 19
Эскалатор с прозрачными ступеньками, под которыми был виден весь механизм, крутящий сложную машину, вёз их вниз.
– Тебя должны встретить, – дёрнул Шушу за плечо Гарасфальт. Она кивнула, наблюдая за пассажирами Домодедова сверху.
Кто-то проходил на посадку, кто-то прилетал, кто-то встречал.
Пол зала приблизился, и она сразу шагнула влево, освобождая место для остроухого.
– Встретят, значит, – пробормотала она.
В какой-то мере генерал добился своего. После всех приключений с ложным захватом самолёта им пришлось доехать до здания аэропорта на старом багажном автопогрузчике без малейшего комфорта. А в самом здании они сразу попали в обычную несусветную круговерть любого вокзала.
И, разумеется, те, кто должен был их встретить, наверняка так же потерялись в здании после всех пертурбаций с самолётом.
Шуша постоянно прислушивалась, пытаясь найти сокровище или свекровь в этом кипении, но всё было тщетно. Слишком большой фон эмоций разумных, встречающихся, прощающихся, верящих в счастье и не верящих, надеющихся и потерявших надежду…
– Ну что, никак? – Гарасфальт сочувственно посмотрел на неё. Они стояли под эскалатором вдвоём, на полу у ног валялись небрежно брошенные сумки.
– Никак, – пожала она плечами. – Давай объявление подадим, а?
– Пошли, – согласился аналитик.
Они успели сделать несколько шагов, и вдруг среди толпы Шуше бросился в глаза знакомый профиль.
– Эээ… Ээээ! – затормошила она за плечо остроухого.
– Ну что? Увидела своих? – глянул он на неё.
Шуша потрясла головой, понимая, что у неё нет времени объяснять, что произошло.
– У тебя глаза шалые, – констатировал Гарасфальт. – Это ненормально.
– Уууууу! – и она, жестом призывая за собой аналитика, рванула к теряющемуся вдали силуэту.
Обегая прохожих – налево, направо, ещё раз налево! Вот она! Шуша дёрнула за рукав знакомой короткой дублёночки корреспондентку-феминодендрофила в красивых сапожках, которую эвакуировали из Тотьмы вечером в четверг.
– Здравствуйте! Вы меня помните?
Девушка вздрогнула и обернулась. На лице у неё была растерянная улыбка.
– Да, да… Лицо такое знакомое…
– Вечером в четверг вас в Вологду из Тотьмы на вертолёте… – теряя надежду, пробормотала Шуша.
Дриада молчала, нахмурив брови и размышляя.
– Да… Помню. Вы нас на вертолёт тогда…
– Ну да, да, это я, я! – пытаясь напомнить события, замахала Шуша руками.
– Не помню, извините, – холодно и высокомерно отвернулась дриада, видимо, не простив, что Шуша так и не взяла её вертолёт…
И вдруг почти упала, сбитая маленьким рыжим ураганом.
– Оооо! Как я рад! Как я счастлив познакомиться с тобой! Если ты, конечно, позволишь! Да, я помню, помню тебя, меня зовут Винт Матплата, с тобой в бюро работает мой троюродный кузен Хард, мы с ним позавчера говорили – он мне всё рассказал, я тебя помню, как я рад! Не стой сталагмитом, идиотка, перед тобой ведущий геомант Восточно-Европейского бюро и, кажется, вон там ведущий аналитик, за той колонной, спасибо за золото, а ты давай срочно к эксклюзивному интервью готовься… – он выпаливал всё это сплошным потоком, только вертел головой от Шуши к слегка ошеломлённой корреспондентке. – Ведь это будет эксклюзив, да?
– Винт! – Шуша узнала оператора, который вместе с корреспонденткой сошёл тогда с вертолёта в Вологде. – Замолчите, пожалуйста!
