Очнулась она лишь, когда за нею закрылся внешний люк, и корабль снова был отрезан от её восприятия… Как, когда и почему именно её вывели, – осталось за гранью понимания.
Горло было перехвачено, Шуша сама не понимала, как ей всё-таки удаётся дышать… Пару часов назад она надеялась, что ей удастся завершить операцию, пусть даже ценой собственной жизни, но завершить. Теперь же вместе с горечью и виной за смерть Юли на неё давила и незавершённость плана. Пытка неизвестностью – самая тяжёлая.
Шатёр? Так быстро?
Дверь открылась, на пороге стоял Гришнак Углукович.
– Внутрь, внутрь, скорее! – скомандовал он.
Шуша почувствовала, что не может перешагнуть порог.
– Спокойно, спокойно… – директор принял её из рук телохранителей, дверь позади хлопнула. – Держись, держись…
В зале заседаний было полутемно и пусто. Где-то в глубине души она мимолётно ощутила облегчение от этого.
– Дима работает… – пробормотал Гришнак Углукович.
Они так и стояли у дверей лицом к лицу, он держал Шушу под мышки, видимо, чувствуя, что ноги не держат её.
– Дима, говорю, работает… Разносит там всё с помощью этого… контактёра… – со странной нервно-виноватой ухмылкой повторил директор.
Слова, казалось, не имели смысла. Она выпростала руку и прикоснулась ко лбу, пытаясь сосредоточиться.
– Что?
Он, наконец, понял, что дело плохо. Потянул под руку, пытаясь вести куда-то, но Шушины ноги были как деревянные, она лишь затопталась на месте, потом попыталась выдернуть локоть.
– Так… Понятно… – пробормотал директор. – Ты это… Стой здесь, минуточку…
Он попытался прислонить её к стенке, рванулся обратно, увидев, что она обессиленно сползает на пол, потом махнул рукой и затопал куда-то.
Внезапно всё тело пронзила боль. Она инстинктивно свернулась клубочком, мечтая потерять сознание, но почему-то вышло наоборот: боль словно включила её в реальность, заставила задуматься, что происходит… Какой-то эффект оглушающего заклятия Рональда Дональдовича? Или… Она закусила губу, пытаясь удержаться от стона: истекал срок заклинания остроухого стилиста, тело менялось, она становилась самой собой…
Господи, а если бы это случилось на корабле?!
Да если бы она знала, что получится в итоге, разве пошла бы на такое?!
Шуша почувствовала, что чьи-то руки теребят её, пытаясь поднять.
– Не надо… Сейчас… – пробормотала она и поняла, что еле шепчет…
«Прихожу в себя, прихожу в себя… – пронеслась мысль. – Теперь бы не разреветься…»
– Ну-ка, пойдём… – услышала она знакомый голос. – Пойдём к маме, деточка… Ну вот, вот так…
Волна боли постепенно отхлынула, она открыла глаза и увидела склонившиеся лица. Генсек, Гарасфальт, директор и ещё кто-то… Врач?
– Да уж… – пробормотал доктор, бесцеремонно вытягивая её руку, чтобы пощупать пульс. – На редкость везучая она у вас… Второй раз за день, третий раз за десять дней…
– Ну как, легче? – спросила генсек.
Шуша кивнула, пытаясь сесть. Лежать на коврике под дверью вдруг почему-то показалось ужасно унизительным.
– Нормально… Переутомление, последствия удара по голове, последствия нервного срыва… Для такого набора – абсолютно нормально, – махнул рукой врач. – Много спать. Лекарств не пропишу, хотя мог бы: чувствую, вы ещё её… будете «юзать»…
Последние слова он бросил то ли генсеку, то ли директору с каким-то презрением.
– Никакого… «юзанья», – покачала головой генеральный секретарь. – Гарасфальт, давай…
– Дайте хоть раздеться… – пробормотала Шуша, и тут, наконец, плотина, державшая слёзы где-то внутри, прорвалась, и она зарыдала в голос, закричала, ломая руки, выбрасывая всю свою боль и горе, всю накопившуюся усталость и всё напряжение этих дней, совершенно не заботясь о том, что её видят и что могут подумать…
– Ну пойдём, пойдём… – пробормотала генсек, гладя её по голове. – Пойдём, поплачешь в комнатке у меня…
Дорожки в скверике покрылись льдом, снег на газонах потемнел и съёжился. За полтора суток, что она спала, опять потеплело, но Шуше казалось, что она мёрзнет гораздо сильнее, чем тогда, когда шла к кораблю. Хотелось бы надеяться, что дело только во влажности воздуха.
Банка пива открылась со щелчком и шипением. Население Тотьмы по-прежнему было в эвакуации, и «Нива» не открылась, но один раз провёрнутый уже остроухим аналитиком трюк снова не подвёл: Шуша оставила бывшим хозяевам деньги, и продавец-горноориентал, тот же, что и прежде, вынес ей из подсобки две банки.
Она так и не смогла сегодня заставить себя зайти к бабе Тоне. Увидеть ещё раз маленькую спаленку и Юдину кровать… Кто-то из сотрудников проявил такт: за время её сна принёс в шатёр генсека сумку с Шушиными вещами. Но она, побродив по погруженному в лёгкий туман городу, решила поискать себе новое жильё, благо, хронологически одарённые жители Тотьмы, как и баба Тоня, в большинстве своём вернулись, когда угроза бомбардировки корабля исчезла. На худой конец, можно пойти ночевать на склад к Харду: он, конечно, заболтает её до упада, но, может, как раз это и отвлечёт её от печальных мыслей. Во всяком случае, гостевые апартаменты у генсека не привлекали её в качестве жилья: сам вид и обстановка шатра тоже наводили её на тяжёлые воспоминания. Поэтому сегодня наконец, проснувшись и едва перекусив, она постаралась смыться оттуда побыстрее, пока никто её не заметил… Даже не пытаясь узнать новости.
Тем более, что логика подсказывала: раз генсек и сотрудники бюро по-прежнему здесь, ничего не изменилось.
Шуша порылась в карманах, намереваясь закурить, и вдруг заметила изящную фигуру стилиста, энергично, преувеличенно покачивая бедрами, направлявшегося к «Ниве». Хлопнула дверь. «Чего ему там?…» – удивляясь, пожала она плечами.
Сквер был тих, ветви не колыхались в безветренном воздухе. Как тогда, чуть больше недели назад, когда они сидели здесь с Юлечкой после объявления ультиматума и экстренно проведенного собрания…
Теперь на её душе лежала вина не только за Юлечку Она уже знала, что Анатолий, поддерживавший связь между ней и физиками, не выдержал последних эмоций баныпи, ушёл в глубокий срыв. Это его визг она слышала тогда, на корабле: Эльриэнн, к сожалению, не смогла удержаться, невольно транслировала ей его мысли.
Как странно… Боялся её, как геоманта, а в срыв ушёл на гораздо более лёгком, казалось бы, задании…
Дверь «Нивы» снова хлопнула, стилист выскочил из магазина пулей, развернулся, показал в закрывающуюся щель розовый ухоженный кулачок.
– Хам! – разнеслось над сквером.
Потом возмущённо-гордо тряхнул волосами, прошагал несколько метров по тротуару и вдруг, как-то воровато оглянувшись и, видимо, не заметив её, полез за пазуху. «Morgenstern», что ли?…» – слегка изумлённо подумала Шуша. Уж в чём, в чём, а в этом личного стилиста генсека заподозрить было трудно.
