– Вот это по-нашему, по-бригадному! Ладно, Михалыч, теперь слушай приказ: грузовики, которые пригнал Бульба, срочно загрузить бочками с бензином, выстрелами к 75-миллиметровым и 45-миллиметровым танковым пушкам и патронами 7,62. Все это требуется доставить в расположение группы Бедина. Эх, жалко, что у нас дизтоплива нет! Ты Бульбу нацель, чтобы он любой ценой достал соляру и тоже привез ее в расположение Бедина.
– Гм, солярки, говоришь, нет. Да есть она, родимая! Двадцать бочек привез на этих грузовиках Стативко. А еще машины эти доверху забиты маскировочными сетями, консервами и патронами нужного тебе калибра, словом, загружены так, что рессоры чуть ли не прямыми стали. Мы ничего еще не разгружали – не до этого было, я всех людей в окопы загнал, даже тех, которые с интендантом приехали.
– Ну, Бульба, молодец! Надо же, сколько необходимых вещей раздобыл. Ты тогда эти грузовики и не разгружай – сразу отправляй их к Бедину, и те машины, которые отремонтируют ребята Жигунова, загружайте бензином, выстрелами к танковым пушкам – и тоже к Бедину. Вот когда весь этот груз попадет к танкистам, тогда и можешь включать в свои планы силы полнокровного моторизованного батальона. С исполняющим обязанности командира 25-й танковой дивизии майором Половцевым Николаем Павловичем переговоришь позднее. Я его предупрежу, и он, где-то через полчаса, сам с тобой свяжется по этой рации. Кстати, узнаешь у него позывные и на каких частотах работают их рации. Все, Михалыч, конец связи. Как говорится – будем живы!
Закончив сеанс связи, я тут же выбрался из тесной будки радиоузла к Бедину, который стоял на свежем воздухе. Лейтенант госбезопасности вопросительно на меня посмотрел – он же думал, что все это время я общался с командованием 10-й армии и с генерал-лейтенантом Болдиным, и теперь ждал, какие приказы вышестоящего командования я до него доведу. Я и довел, но только не вышестоящего командования, а те, которые сформировались в моей голове, и начал с того приказа, который болезненней всего воспринял бы Бедин. А так как он пока что думал, что я только озвучиваю то, что идет сверху, то вполне вероятно, обойдется без того, чтобы начать доказывать мне, что НКВД имеет свое командование, и только добрая воля лейтенанта госбезопасности в такое трудное время – залог тесного сотрудничества армии и НКВД. Но только все имеет границы, тем более когда из подразделения НКВД забирают людей и технику – и прочая, и прочая. Потому что я хотел забрать у гушосдоровцев два бронеавтомобиля.
На самом деле действительно так и произошло – мой приказ выделить для формирующегося моторизованного подразделения два бронеавтомобиля прошел без всяких возражений. Так, только слегка перекосило физиономию лейтенанту госбезопасности, и все. Психология, мля! Все-таки не зря я был одним из лучших в Эскадроне на занятиях по практической психологии. Еще один раз лицо Бедина поменяло свое выражение, когда я довел до него приказ – при выходе на рубеж реки Зельма артполков РГК и подразделений бригады передать командование группировкой моему заместителю подполковнику Осипову. Но значительно пониженное этим эго лейтенанта госбезопасности я тут же восстановил словами:
– Виктор Петрович, после выхода Осипова на этот рубеж, тебе предстоит очень большая работа.
Вся инфраструктура 10-й армии нарушена, и ее придется воссоздавать заново. По-видимому, мы попадаем в окружение, но это ничего не значит – армия ведь существовать будет, значит, и тыловая служба ей совершенно необходима; вот ты и будешь отвечать за тыловое обеспечение окруженных войск. Ответственность громадная, но думаю, ты с этим справишься – вон как грамотно организовал быт своего заградотряда, значит, и более крупные задачи тебе по силам.
По лицу Бедина я понял, что мои слова попали в самую точку, и теперь он мои приказания будет выполнять так же незамедлительно, как и вышестоящего командования НКВД. Раньше лейтенант госбезопасности немного кочевряжился передо мной, показывая свою независимость, но теперь это был мой человек, и я мог полностью полагаться на его исполнительность.
Удовлетворенный достигнутым результатом, я фамильярно улыбнулся лейтенанту и произнес:
– Ну что, Виктор Петрович, время прощаться – пора мне двигать к генерал-лейтенанту Болдину. Ты знаешь, что делать, и теперь я спокоен за свои тылы. Пойдем, я еще переговорю с майором Половцевым, и, как говорится, по коням.
В штабной палатке, куда мы снова зашли, стояла рабочая атмосфера. Командиры, склонясь над картами, на которые они перенесли данные с трофейных, обсуждали выполнение немцами намеченных на этих картах целей, с возможными их действиями на нашем участке фронта. Послушать их было, конечно, интересно и полезно, но обстановка не позволяла заниматься углубленным анализом действий противника. Пришлось прервать это довольно полезное занятие по приведению мозгов в порядок.
Мой инструктаж остающимся командирам был недолгим и касался в основном взаимодействия со штабом бригады. Чуть больше времени заняла постановка задачи лейтенанту Быкову. Взводу тяжелых танков отводилась одна из основных ролей в задуманном рейде в район расположения батальона Сомова. Наспех сформированная группа должна была с ходу контратаковать немцев, наверняка обложивших позиции батальонов Сомова и Курочкина. После того как Быков уяснил задачи танкового взвода, я тепло попрощался с остающимися командирами, и мы с танкистом вышли из штабной палатки.
Глава 7
Я еще не успел дойти до грузовика с пленными, как услышал голос Шерхана. А когда «хеншель-33» оказался в поле зрения, увидел старшего сержанта, который, как обычно, времени зря не терял. Сидя на бревне рядом с грузовиком и пристроив туда же котелок, он размахивал рукой с зажатой в ней ложкой и что-то громко втолковывал водителю «хеншеля» Синицыну. Красноармеец стоял перед ним чуть ли не по стойке смирно. Пленные и их охрана тоже были при деле – рассевшись на траве в тени фургона, мои ребята наперегонки с немцами дружно работали ложками. Я уже хотел было прервать это безобразие – что за дела, пленные, считай, без охраны, ведь их конвоиры, положив оружие на траву, всецело поглощены содержимым своих котелков. Один бросок, и в руках любого из фашистов могла оказаться винтовка сидевшего с ним рядом бойца.
На всякий случай расстегнув кобуру, я набрал в легкие воздух, чтобы как можно громче гаркнуть слова приказа, но тут мой взор зацепился за фигуры двух бойцов Бедина. Они стояли невдалеке, в тени разлапистой березы, и внимательно наблюдали за процессом принятия пищи немецкими офицерами, при этом автоматы у обоих были наизготовку. «Да, – подумал я, – под надзором таких волкодавов у немцев ни на мгновение не может возникнуть мысли, чтобы хотя бы попытаться вырваться из плена». Так что все было под контролем, мои ребята могли спокойно отдохнуть и поесть.
Я, надо признаться, тоже вдруг ощутил зверский голод. Еще бы, с самого утра во рту ни маковой росинки. Судя по всему, такое мое состояние каким-то образом передалось Шерхану на расстоянии, ведь мы с Быковым подошли совсем тихо, и он нас не мог видеть, но только Наиль на полуслове вдруг смолк, подскочил, повернулся ко мне и воскликнул:
