Таким образом, начало в продвижении моего нового плана было положено. Я забрался в кабину «хеншеля» (кстати, совсем не пострадавшую от обстрела) и скомандовал Синицыну давить на клаксон, сигнализируя начало движения. Как ни странно, но теперь мне казалось, что сиденье «хеншеля» находится в каком-нибудь шикарном будуаре, и никакие острые углы и другие неудобства не помешали уснуть безмятежным сном младенца. Я уже был не в состоянии думать о тех каверзах и препятствиях, которые могли встретиться на нашей фронтовой дороге.
Начало светать, когда наша колонна прибыла на хутор, невдалеке от которого и располагались окопы, вырытые еще 6-й ПТАБР. Их было немного, ведь это была не основная линия обороны: в этом месте командир 6-й ПТАБР подполковник Юрьев планировал разместить только свой резерв, а основные позиции опорного узла оборудовались в двух километрах севернее. Юрьев мне сам об этом рассказал, когда я приезжал как-то к своему коллеге противотанкисту. Вот так и бывает в жизни – один роет, а другой всем этим пользуется. А о судьбе 6-й ПТАБР было ничего не известно – наверное, все хреново, если бойцы так и не смогли занять предписанные им в случае начала войны позиции: замуровали ребят прямо в том монастыре, где и дислоцировалась бригада. Жаль, что не послушал Юрьев моего совета непременно до 15 июня перебраться сюда; конечно, больно хлопотное это дело – перетаскивать все хозяйство в чистое поле, где нет ни ватерклозетов, ни других благ цивилизации; не захотел кормить комаров, а теперь, если здесь не появился, наверняка уже кормит могильных червей. Вот такая она, жизнь – в тяжелой ситуации выживают только те, кто не двигался по накатанному, а старался вопреки обстоятельствам действовать – продвигая именно свои цели. Конечно, цели могут быть разные, не каждая рвет твою душу, заставляя бесконечно мечтать хотя бы немного приблизиться к ее выполнению; вот у меня такая была, а у Юрьева – нет. Конечно, он мечтал стать генералом, но чтобы это произошло легко, без особого риска и напряга с его стороны, так сказать, явочным порядком; но такое бывает редко, тем более когда вмешивается третья сила.
Так я философствовал, сидя за большим столом, который был установлен на живописной лужайке рядом с жилым домом маленького хутора, куда пятнадцать минут назад въехала наша колонна. Хозяин хутора, несмотря на столь ранний час, вышел нас встречать в окружении всех своих домочадцев; и встречал, надо сказать, весьма радушно, чуть ли не хлебом-солью. Каково же было его удивление, когда из немецкой техники начали выбираться советские солдаты! Откровенно смутился куркуль, ведь он приготовил все для встречи дорогих гостей – немецких освободителей, а тут такой облом. Я не стал долго разбираться с его политическими взглядами, приказал всех встречающих поляков посадить в амбар вместе с привезенными пленными. После этого Шерхан вступил в полное владение этим хутором. Именно он сейчас вместе с Якутом хозяйничал на кухне и в погребе, я только исполнял роль дегустатора, пробуя всякие разносолы, которые боец моей охраны Сидоров приносил из дома. Да… хорошо тут подготовились для встречи немцев – роту можно накормить. Вот сволочи как жируют, а мы кровь проливаем – ладно бы одни русские, но и те же поляки, что болеют всей душой за Родину и бьются с фашистами. А таким, как эти гады, наплевать на Родину – главное, чтоб немцы землицу не отобрали, – идиоты, может, сейчас, пока война, и оставят, а когда победят, они таких тупых поляков, как хозяин хутора, всех под корень вырежут, а здесь будет сидеть свой, родной бюргер.
Что касается судьбы этих крестьян, я решил – пускай пока посидят в амбаре, а когда начнется бой и они уже не смогут заложить нас фашистам, отправить этих куркулей на все четыре стороны: пускай себе берут телегу, лошадей и сваливают отсюда, подальше от смерти. Пускай отсидятся где-нибудь у родственников, а потом вернутся – или нас хоронить, или немцев.
Черт, уже 04:00, а я сижу здесь и объедаюсь польскими деликатесами, вместо того чтобы заняться делом! А куда деваться? В точке, куда должен был прибыть мотострелковый батальон и корректировщики из артполков РГК, еще никого не было, хотя корректировщики-то уже должны были появиться. Когда я из «ханомага» связывался с Фроловым, тот доложил, что артполки прибыли и сейчас занимают огневые позиции. Занимать-то они, может, и занимают, а вот почему до сих пор не оборудовали НП – это вопрос. Непорядок, мля! Я, вон, как только прибыл в хутор, сразу направил людей на высоту 212 для оборудования своего НП, а эти баре из гаубичных полков думают, что будут пользоваться генеральским блиндажом. А вот хрен им! Если через десять минут не появятся, заставлю ложками рыть себе окопы. На свое счастье, артиллеристы появились раньше, чем истек назначенный мной в запале эмоций срок; и совсем я оттаял, когда капитан артиллеристов объяснил причину их задержки. Оказывается, корректировщики помогали связистам прокладывать телефонные кабели; теперь работа была уже почти закончена, и на высоте 212 минут через десять с артполками можно уже будет связаться по полевому телефону, а через час-полтора и НП будет оборудован, так что артполки смогут вести прицельный огонь. Да… организация проводной связи – это серьезно, за это дело не жалко и генеральский окоп отдать. Между тем жизнь продолжала налаживаться: вскоре появилось боевое охранение мотострелкового батальона, а еще через десять минут я уже принимал рапорт от командира батальона капитана Рекунова.
Переговорив с Титом Васильевичем, начал спешно собираться – теперь следовало проинспектировать, как обстоят дела на главном направлении, в боевых порядках моего, пожалуй, самого любимого подразделения – 681-го артполка; у ребят, ради воспитания которых в настоящих бойцов я до войны отдал столько сил. Передал весь свой приобретенный в двух реальностях опыт. Там я знал, пожалуй, каждого красноармейца, о командирах и не говорю. Много крови эти ребята у меня попили, ну и я, конечно, им спуску не давал – гонял, как сидоровых коз, вдалбливая на уровне инстинктов, как вести себя в бою. Одним словом, стали они мне как дети, а теперь я вынужден направлять их на самое острие удара, хотя как никто другой знал все слабости нашей подготовки, и как адски трудно будет им выдержать натиск современных рыцарей-псов, страшные челюсти которых порвали все сильнейшие армии Европы.
До позиций узла обороны решил идти пешком, взяв с собой только Шерхана и Якута; зачем гонять «хеншель» из-за двух-трех километров, а еще по пути можно будет хорошо осмотреть позиции танков. Восемь КВ должны были занять позиции вдоль шоссе: три перед узлом обороны и пять за ним. Эх, жаль, нельзя посоветоваться с Пителиным, где размещать танки! Он бы точно нашел гениальный ход, как этими тяжелыми танками серьезно укрепить оборону. А я что – разве стратег? Дилетант жалкий; как был комроты, так им и остался: тупо приказал разместить почти выработавшие моторесурс танки вдоль шоссе, и все. Нет в этом никакой оригинальности или неожиданности для наступающих немцев, весь расчет только на крепость брони танков и то, что противник, стесненный условиями местности, попрет именно на них, в лоб; а куда, мол, немчуре деться, когда с двух сторон лес. В этом весь мой стратегический талант, да еще привычный лозунг: «Умереть, но не пропустить врага». А вот Пителин – тот что-нибудь да придумал бы. И как самим остаться целыми, и как немцев остановить.
