Кстати, Коля – это сын генерального конструктора Бабакина – доктора наук, академика, лауреата, директора огромного оборонного предприятия в Химках.
26 сентября.
Мы гуляли по парку Горького, я читал ей стихи Есенина:
Свищет ветер, серебряный ветер
В шелковом шелесте снежного шума… —
и говорил:
– Какой иностранец может передать на чужом языке прелесть этих слов – «…в шелковом шелесте снежного шума…»
Она рассказывала о том, что папа её постоянно болеет, хотя занимался до этого горными лыжами, а теперь плохо с сердцем и повышенное давление. Папа её был кандидатом технических наук, зав. отделом и лауреатом авиационной премии имени Жуковского.
Она рассказала мне и про Колю.
Они с ним давно встречаются, но она его не любит, просто привыкла.
А знали они друг друга с детства. Жили недалеко друг от друга в дачном поселке.
Я сказал:
– Вот так и выходят замуж.
– К сожалению, да.
– Я не говорю о своём интересе. Но во всех случаях так не делай. Ведь ты кого-то полюбишь обязательно.
– Давай не будем об этом.
– Не будем.
Через день встретились в институте. Она мне рассказала, что ей обо мне говорят очень многие.
Я даже и не знал, что так известен на её четвёртом курсе. Сам я уже был на пятом.
Каждый, кто знал меня, считал своим долгом подойти к ней:
– Ты с Поляком была на концерте?
Слава Куликов подошел к Коле и стал над ним смеяться.
– Ты был на КАИ?
– Нет.
– А как же, я вроде там Валю твою видел.
– Не знаю.
– А, ну да, она же с Лионом была.
Коля навёл обо мне справки и сказал Вале:
– Он не чист на руку в отношении женщин.
Ничего себе формулировочка.
Валя спросила:
– Это правда?
Я сказал:
– На руку я чист, ничего не украл и ни одной девушке не сказал ни слова неправды.
– На моё отношение к тебе Колины слова никакого влияния не имеют.
Я приходил в институт и сразу смотрел расписание группы СУ-4-10. Приятно было знать, где Валя сейчас учится.
Коля не давал Вале встречаться со мной. Он ругался, скандалил. Однако ничего поделать с ней не мог.
Я просил бросить его, отказать ему, но она не решалась, боялась его обидеть.
Мы встречались на углу у Библиотеки Ленина. Я туда приезжал на троллейбусе с Полянки, где жил. Она жила в Обыденском переулке у Кропоткинской. Мы шли пешком до Дома культуры университета, смотрели там афишу, потом по улице Горького до бульвара, а потом по бульварам до её дома.
В её доме мы стояли между третьим и четвертым этажами. Просто болтали.
Однажды я сказал:
– Давай свою щёку на прощанье, – и поцеловал не только щёку, но и губы.
Мы гуляли по улицам и всё время болтали. С ней всё было интересно. А она вдруг как-то сказала:
– Тебе, наверное, скучно со мной?
– Да ты что? Наоборот, я хожу, болтаю и думаю, как бы тебе со мной не было скучно.
Я купил два билета на «Таганку», на гремевшую тогда постановку «Десять дней, которые потрясли мир», правда, с нагрузкой на «Палубу».
Денег катастрофически не хватало. Пошёл на Добрынинскую продавать билеты на «Палубу».
– А что это за «Палуба»? – спросила одна женщина.
– Замечательный спектакль, – сказал я.
– А про что?
Я и сам не знал про что.
– Ну, там один парень полюбил девушку, а их родители были в ссоре, – стал я пересказывать «Ромео и Джульетту».
– Да, интересно, а при чём здесь палуба?
– А все дело там происходит на корабле, а на нём, как известно, есть палуба.
Продал билеты. Пошли на «Таганку».
Однажды Валя сказала:
– Ты ко мне в институте лучше не подходи.
– Из-за Коли?
– Да.
Я и так к ней подходил из-за этого редко, чтобы скандалов не было, но тут возмутился:
– Обязательно буду подходить!
– Вредный. – А сама улыбается. – Прошу тебя, не подходи.
Как-то прибежал к той аудитории, где она училась. На переменке Валя вышла ко мне, и только мы пошли вместе, как нас догнал Коля и сказал:
– Лион, у тебя есть телефон, вот и звони. Мы пошли дальше.
– Что это за идиотизм? – спросил я.
– Не обращай внимания, он такой. Она разволновалась.
На следующей перемене я опять пришёл. Он, Коля, просто схватил её за руку и не пускал ко мне.
Она никак не могла решиться убедить, уговорить его, чтобы он отвязался.
– Я ему говорю, а на него не действует.
– А ты со злостью скажи, решительно.
Ей не хотелось меня терять и жаль было Колю.
15 октября.
Мы пошли втроём в шашлычную на Пушкинской. Я, мой друг Володя и Валя.
В шашлычной оказалось неожиданно много моих знакомых, какие-то ребята с другого факультета, дядя мой, Григорий Ефимович, жена друга моего Лифшица.
Володька мой, которого я предупредил, чтобы вел себя прилично, был очень мил и веселил Валю.
Дяде моему Грише так понравилась Валя, что он прислал нам бутылку коньяку. Как-то веселее было.
За соседним столом пускали редкую по тем временам игрушку – заводной бульдозер.
– Тебе он нравится? – спросил я Валю.
– Да.
– Завтра у тебя будет такой же.
Где-то на четвертом этаже её дома есть на окне низенькая решётка. Окно на лестничной клетке. Две батареи. Мы вдвоём. Я сам себе не верил. Девушка, на которую я несколько месяцев смотрел издали и только мечтал познакомиться с ней… Девушка, ещё совсем недавно недосягаемая… а сегодня целует меня и не хочет уходить. И Коля её будет пилить, Коля, с которым она никак не может расстаться…
16 октября.
С утра поехал в «Детский мир» и купил Вале бульдозер. А ещё купил собаку. Мне надо было в этот день идти на свадьбу к приятелю.
Еду в метро, а все спрашивают, где я купил такую красивую собаку. Приехал в институт, а Валя уже уехала домой. Алла, Валина подруга, сказала:
– Подари ей лучше собаку. Или нет, лучше бульдозер… или собаку.
